Глава XI

Ранним утром 24 июня недолгая ночная тишина на центральном участке Юго-Западного фронта была нарушена гулом сотен танковых моторов: обе стороны практически одновременно бросили в наступление свои танковые дивизии. Следом загремели залпы артиллерии – это артиллеристы вели огонь прямой наводкой по наступающим танкам. Развернулось крупномасштабное танковое сражение в треугольнике Владимир-Волынский – Радехов – Дубно. На рассвете мотодивизия Рокоссовского атаковала немецкие плацдармы на восточном берегу реки Стырь в окрестностях Луцка и сбросила их в реку. Одновременно две танковые дивизии Рокоссовского, прикрывая левый фланг и тыл мотопехоте, нанесли удар в юго-западном направлении по аванпостам 13-й танковой дивизии (с одним из них генерал столкнулся накануне): 35-я атаковала в районе Млынова, 20-я с ходу атаковала в районе Олыка оказавшийся на её пути бивак немецкой мотопехоты, смяла его и захватила много пленных и трофейной техники. Последовавшая контратака немецких танков стоила полковнику Катукову, комдиву 20-й танковой дивизии, всех его лёгких танков БТ, но была в конце концов отбита огнём корпусной артиллерии Рокоссовского. Одновременно северо-западнее Луцка в районе Торчин контрудар в направлении на Владимир-Волынский предприняли части 22-го мехкорпуса, поддержанные пехотой 135-й стрелковой дивизии. Оказалось, однако, что противник сам собирался утром атаковать на этом участке фронта и сосредоточил на нём пять дивизий, включая 14-ю танковую. Встречный бой, в котором на стороне немцев было преимущество в артиллерии, а затем и господство в воздухе, сложился неудачно для 22-го мехкорпуса. Наткнувшись на сильные позиции немецкой артиллерии, корпус понёс большие потери, к тому же самая сильная из его дивизий – 41-я танковая – не смогла принять участия в контрударе: она дислоцировалась ближе других к границе и уже в первые два дня войны была втянута по частям в тяжёлые бои на широком участке фронта. К полудню 24 июня, когда картина сражения и направления главных ударов определились, к грохоту канонады присоединился вой пикирующих бомбардировщиков: 4-й воздушный флот Люфтваффе нанёс массированный удар по советской бронетехнике с воздуха. Вперёд пошли немецкие танки, обходя с флангов сильно поредевшие наступающие колонны 22-го мехкорпуса. 19-я танковая дивизия генерала Семенченко потеряла в этом бою почти все свои танки, в её артполку осталось 14 орудий, командиры обоих танковых полков были убиты, командир мотострелкового полка умер от ран, а командир артполка пропал без вести. Примерно в таком же положении были и другие дивизии корпуса. Отразив удар танков 22-го мехкорпуса на сильной оборонительной позиции, 14-я танковая дивизия немцев перешла в наступление и в свою очередь вышла на оборонительные позиции 1-й противотанковой артбригады полковника Москаленко. Завязавшийся бой был чрезвычайно упорным, обе стороны не считались с потерями. Орудийный расчёт сержанта Москалёва уничтожил 12 немецких танков, прежде чем сам был уничтожен, расчёт сержанта Тугина сражался до последнего снаряда и подбил 5 танков, прежде чем шестой танк раздавил орудие своими гусеницами вместе с расчётом, семь танков горели перед орудием младшего сержанта Лазарева, шесть – перед орудием Васильева. Наконец из горящего немецкого танка выскочил и был взят в плен артиллеристами командир батальона, возглавлявшего атаку. После этого немецкие танки отошли: наступление 14-й танковой дивизии было в этот день остановлено. Cвоевременное появление корпуса Рокоссовского под Луцком и удар 22-го мехкорпуса в направлении Владимир-Волынского позволили 87-й стрелковой дивизии вырваться из окружения и отойти за реку Стырь. Таким образом, на северном фланге танкового клина фон Клейста контрудар советских мехкорпусов состоялся и позволил достигнуть главной цели: стабилизировать фронт на этом участке. Во многом успех этого дня был обеспечен артиллеристами 1-й противотанковой артбригады и самостоятельностью и расторопностью генерала Рокоссовского, сумевшего оказаться со своим корпусом в нужное время в нужном месте невзирая на все трудности, связанные с фактической потерей штабом фронта управления войсками в первые два дня войны.
На южном фланге немецкого клина, в направлении Сокаль – Радехов - Берестечко – Дубно с утра перешла в наступление 11-я танковая дивизия группы фон Клейста, за нею по пятам шла во втором эшелоне 16-я танковая дивизия, их коммуникации и тыл прикрывали подтянувшиеся за ночь пехотные дивизии 6-й армии фон Рейхенау. Контрудар во фланг наступающей групировке с юга, предпринятый в направлении Берестечко силами 15-го мехкорпуса Карпезо, был затруднен особенностями местности: здесь было много болот и слишком мало дорог, проходимых для бронетехники. За десять дней до начала войны в Киевский Особый военный округ прибыл с инспекцией начальник Автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенант Федоренко. Командиры мехкорпусов обратились к нему с просьбой разрешить провести боевую учёбу экипажей на новых танках КВ и Т-34. Федоренко разрешения не дал и намекнул, что скоро практики у экипажей будет сколько угодно, а до тех пор нужно приберечь моторесурс новой техники. Теперь, когда время практики наконец наступило, целый танковый полк увяз в болоте и не смог принять участия в контрударе. Перекрыв противотанковой артиллерией несколько просёлочных дорог, пехотные полки Вермахта успешно сдерживали продвижение советских танков на север, предоставляя свободу манёвра своим танкам, развивавшим наступление на восток в направлении Берестечко – Дубно. В отличие от Рокоссовского, настоявшего на том, чтобы его корпусная артиллерия была всё время при нем, генерал Карпезо не проявил в свое время ни настойчивости, ни бдительности, и теперь значительная часть его артиллерии отсутствовала, затерявшись в пути следования из летних лагерей. Попытки обойти позиции вражеской артиллерии, преградившей дорогу на север, привели лишь к потерям техники: много машин утонуло в болотах. Прорваться к окружённой 124-й стрелковой дивизии танкистам не удалось. Вечером в штаб фронта прибыл офицер связи корпуса и доложил, что прибытие на южный фланг немецкого клина новых свежих частей с сильной противотанковой артиллерией делает дальнейшие попытки прорыва на север к позициям 124-й сд бесперспективными, и что сдержать фронтальный натиск двух танковых дивизий противника на восток к шоссе Броды-Дубно 15-й мехкорпус не может: в отсутствие артиллерии он сам с трудом держит оборону. Командиру корпуса передали приказ держаться, пообещав оказать ему помощь ударом 8-го и 4-го мехкорпусов, намеченным на 7 часов утра 25 июня.
Однако надежды на прибытие к утру частей 4-го мехкорпуса не оправдались: накануне корпус, выполняя приказ командарма Музыченко, контратаковал в районе Немирова, этим он сильно облегчил армии задачу удержания приграничных укрепрайонов, но никак не способствовал успеху контрудара остальных мехкорпусов: Музыченко фактически сорвал исполнение отданного накануне Жуковым Кирпоносу приказа о выводе корпуса из боя. Пройдёт немного дней, и командующий фронтом отзовёт-таки остатки корпуса Власова для формирования стратегического резерва бронетехники на подступах к Киеву, но к этому времени боеспособность корпуса будет уже сильно подорвана.
Во второй половине дня авиаразведка Юго-Западного фронта донесла о движении немецких танков по шоссе Брест-Ковель. Жуков, связав это движение с ударом 13-й и 14-й танковых дивизий фон Клейста в северо-восточном направлении, потребовал от командарма Потапова прикрыть Ковель с севера от возможного удара танков Гудериана, и Потапов, выполняя приказ, отозвал часть сил 22-го мехкорпуса на правый фланг армии, развернув фронтом на север, откуда, как вскоре выяснится, его армии ничто пока не угрожало. Жуков, выбранивший накануне Кирпоноса за то, что тот позволил командарму Музыченко втянуть в приграничные бои на второстепенном участке фронта самый сильный из мехкорпусов – 4-й, - сам ещё не понимал тогда, что, организуя контрудар по группе фон Клейста силами шести мехкорпусов, он совершает такую же стратегическую ошибку в гораздо большем масштабе. Изюминкой всего плана «Барбаросса» как раз и был удар группы фон Клейста в направлении Дубно - Ровно - Житомир – Киев с целью отвлечь на себя и сковать во встречных боях бронетанковые войска Юго-Западного фронта, не допуская тем самым их участия в возможном ударе с юга во фланг и тыл Гудериану, рвущемуся на восток. Ни Жуков, ни тем более Сталин не могли ещё в первые дни войны предположить, что ближайшей оперативной целью немецких танковых клиньев является вовсе не Белосток, не Ковель и даже не Минск, а Смоленск - они просто не ждали от германских стратегов подобной наглости, столь явного неуважения к несокрушимой мощи Красной Армии и мудрости её командования.
Ослабленные уходом части сил 22-го мехкорпуса на север, 135-я стрелковая дивизия и 1-я противотанковая бригада оставили свои позиции западнее Луцка и отошли за реку Стырь, заняв оборону справа от корпуса Рокоссовского.
Наступило утро 25 июня, затем полдень, а части 8-го и 4-го мехкорпусов так и не подошли к району сосредоточения; помочь корпусу Карпезо было по-прежнему нечем. Жукову пришлось смириться и отложить контрудар до утра 26 июня. Немцы, наткнувшись накануне на сильную оборону перед фронтом 14-й и 13-й танковых дивизий, перенесли основную силу удара на правый фланг танкового клина и с утра 25 июня буквально утюжили с воздуха советские позиции перед фронтом 11-й и 16-й танковых дивизий, одновременно перебрасывая часть танков с левого фланга во второй эшелон правого, куда направлялись теперь и все подкрепления, вводимые в прорыв. Уже было ясно, что корпусу Карпезо долго не продержаться. Угроза прорыва немецких танков к Бродам стала вполне реальной, и Кирпонос подтянул к городу последний свежий танковый полк из второго эшелона корпуса Карпезо. В течение всего дня 25 июня немцы не прекращали атаковать раз за разом левый фланг 5-й армии, не позволяя Кирпоносу отвлечь с него часть сил для создания второго рубежа обороны на уже намеченном немцами направлении главного удара: шоссе Дубно – Ровно – Новоград-Волынский – Житомир – Киев. Вечером авангард 11-й немецкой танковой дивизии перерезал шоссе Броды-Дубно и ворвался в Дубно с юго-запада. В Дубно немцам достались богатые трофеи: помимо 215 танков, стоявших в городе на ремонте и на заправке, было захвачено 95 грузовиков, 18 артиллерийских батарей, 50 противотанковых пушек, 65 пулеметов, 42 210-миллиметровых мортиры, большие запасы бензина и армейский склад боеприпасов.
Узнав о том, что немцы захватили Дубно, отменять намеченный на утро контрудар в штабе фронта не стали, полагая, что дальнейшее движение немцев по автостраде на восток остановит выдвигающийся к Дубно из Ровно корпус Фекленко. От командарма Потапова потребовали изыскать средства и силами 5-й армии во взаимодействии с 9-м и 19-м мехкорпусами ударить с севера на Берестечко и Дубно навстречу удару 15-го и 8-го мехкорпусов с юга. Ночью в Броды пришла 34-я танковая дивизия 8-го мехкорпуса. Другая его дивизия, 12-я танковая, заняла исходный рубеж для удара на Радехов с юга из района Буска ( на полпути из Львова в Броды, в 30 км южнее Радехова). Данное Жукову обещание полностью сосредоточить корпус за сутки командир 8-го мехкорпуса генерал-лейтенант Рябышев выполнить не смог: к утру 26 июня у него было готово не более половины машин, много танков отстало из-за поломок на марше, в том числе все тяжёлые танки Т-35. Сильно отстала корпусная артиллерия. Все её 141 орудие, включая 53 противотанковых, транспортировались тихоходными тракторами. На марше корпусная колонна несколько раз подверглась штурмовке с воздуха. Вся ПВО Рябышева состояла из трёх 37-миллиметровых зенитных пушек и 24 зенитных пулемётов. Причина была проста: до лета 1940 года 8-й мехкорпус был 4-м кавалерийским корпусом, и если кавалеристов Рябышев за год пересадил на танки двух приданных ему танковых бригад и обучил новым военным специальностям, то корпусная ПВО так и осталась старой, кавалерийской.
Утро 22 июня генерал Рябышев встретил в Дрогобыче, в 50 километрах юго-восточнее Львова. Накануне он посетил штаб 26-й армии, расположенный в Самборе, на Днестре, на полпути между Дрогобычем и Перемышлем. Проводя субботним утром рекогносцировку на границе севернее Перемышля, Рябышев своими глазами видел, как восемь немецких самолётов-разведчиков пронеслись на бреющем полёте над рекой Сан и, разбившись на пары, углубились в воздушное пространство СССР. Командующего армией генерал-лейтенанта Костенко Рябышев в штабе не застал. Гостя принял начальник штаба генерал Варенников. Рассказ Рябышева не произвёл на Варенникова никакого впечатления.
- Так что же, они и раньше летали. Лётчики вообще народ безответственный, не палить же по ним за это. Пусть этими делами занимаются дипломаты. Если бы дело шло к войне, нам уже отменили бы отпуска.
Из штаба армии Рябышев поехал в Дрогобыч, там находился штаб корпуса и стояла 7-я мотодивизия. Засидевшись допоздна в Доме Красной Армии, где в этот вечер давали большой концерт для офицеров гарнизона и членов их семей, генерал в приподнятом настроении вернулся домой и сразу отправился спать. Ровно в четыре часа утра его разбудил запыхавшийся от бега посыльный: генерала вызывал к аппарату штаб армии. Квартира Рябышева была в нескольких шагах от корпусного штаба. Через две минуты генерал узнал от начальника Оперативного отдела штаба армии о бомбардировках приграничных городов и о канонаде на границе.
- Думаем, что это провокации. Не поддавайтесь на них. Ждите дальнейших указаний.
Рябышев решил немедленно привести соединения корпуса в боевую готовность, поднять по тревоге и вывести из военных городков.
- Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!
Через три минуты дежурный доложил:
- Генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на связи.
- У аппарата Рябышев.
- У аппарата Мишанин.
- Здравствуйте. В небе сверкает молния.
- Всё ясно, Дмитрий Иванович, - ответил мягким приятным голосом командир 12-й танковой дивизии.
- Желаю успеха!
- У аппарата Герасимов, - бас командира 7-й мотодивизии звучал в трубке хрипловато.
- Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?
- Лес шумит, но лесник дело знает.
- До встречи.
- На проводе Васильев, - представился командир 34-й танковой дивизии.
- Гора! Желаю успеха.
В следующую минуту командиры подняли дивизии по тревоге и вскрыли опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе частей в районы сосредоточения. Тем временем Рябышев поднял по тревоге корпусных тыловиков. Они находились в Дрогобыче. Время шло, а новых указаний из штаба армии не поступало. В половине пятого над городом послышался рёв моторов бомбардировочных эскадрилий и в распахнутые окна корпусного штаба ворвался нарастающий вой падающих бомб. Пол под ногами Рябышева задрожал от разрывов. Над нефтеперегонным заводом и железнодорожной станцией поднялись облака чёрного дыма. На улицу под окнами штаба выбегали из домов перепуганные люди. Рябышев вызвал к телефону начальника корпусной артиллерии и приказал открыть огонь по самолётам. Минут через пять три зенитки, охранявшие штаб, открыли огонь.
Посчитав, что теперь штаб вне опасности, генерал вызвал начальника связи полковника Кокорина.Тот доложил, что связи нет ни со штабом армии, ни со штабами дивизий.
- Какие меры принимаете?
- В дивизии отправлены люди. Связь со штабом армии могут восстановить лишь те, кто за неё отвечает.
В это время в кабинет вошёл подполковник Цинченко, временно замещающий убывшего в отпуск начальника штаба корпуса. Он доложил, что между Дрогобычем и городом Стрый, где стояла 12-я танковая дивизия, немцами выброшен парашютный десант. Перед этим немецкие бомбардировщики уничтожили на земле авиаполк, базирующийся на аэродроме Стрый.
- Значит, это война! Приказов из штаба армии больше не ждём, - сказал генерал и приказал полковнику Герасимову уничтожить десант, направив в район выброски батальон мотоциклистов, роту танков БТ и роту мотопехоты.
Позвонил начальник артиллерии и доложил: три бомбардировщика сбиты, остальные улетели. Вскоре лёгкие танки и мотопехота 7-й мотодивизии уничтожили немецкий десант, за ним ещё один, выброшенный северо-восточнее Дрогобыча. Мишанин и Васильев через связных доложили: войска выведены из городков и замаскированы, потерь нет. И только один мотострелковый полк 7-й мотодивизии был застигнут бомбёжкой в палатках летних лагерей. Потери составили 70 человек убитыми и 120 ранеными.
В десять часов утра Рябышев получил приказ командарма Костенко: к исходу дня сосредоточить мехкорпус в 10 километрах западнее Самбора. Во второй половине дня окрестности Стрыя и Дрогобыча огласились рокотом моторов и скрежетом металла. Вздымая тучи пыли, 8-й мехкорпус начал выдвижение к границе. Навстречу, глотая пыль и чертыхаясь, выходила в район развёртывания пехота 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Кириллова. То и дело возникали заторы. Деревянные мосты через малые реки разваливались под тяжестью танков. Шофёр Рябышева, съехав с забитой войсками дороги, погнал машину прямиком через пшеничное поле. Вечером 700 танков 8-го мехкорпуса сосредоточились в Самборских лесах. Остальные танки остались стоять на капитальном ремонте в местах дислокации. Около полуночи, уже по приказу командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса, Рябышев двинул корпус той же дорогой обратно в Дрогобыч. Оттуда, не останавливаясь, ему надлежало следовать на северо-восток и поступить в распоряжение 6-й армии генерал-лейтенанта Музыченко… На рассвете танки вернулись в Дрогобыч. Танкисты наспех простились с семьями. В полдень 23 июня голова колонны прибыла в штаб Музыченко восточнее Львова.
- Очень, очень рад! – приветствовал Рябышева командарм. – Задержись вы в пути хоть немного, и нам тут пришлось бы туго.
Согласно замыслу командарма, мехкорпус должен был сосредоточиться в лесах в районе Яворова, где держал оборону 6-й стрелковый корпус генерал-майора Алексеева.
- Не желаете ли пообедать в штабе?
Рябышев вежливо отказался.
- Тогда спешите! Завтра на рассвете вы с Алексеевым контратакуете и отбросите захватчиков к государственной границе.
Добраться до Яворова оказалось делом не простым. Дороги были очень плохими. Штабная эмка Рябышева была четырежды обстреляна из пулемётов «Мессершмиттами». Генерал и его шофёр бросали машину и пережидали налёт то в сосняке, то на дне придорожного овражка. К счастью, машина с рацией, сопровождавшая генерала, не пострадала. Наконец въехали в лес. С запада доносились звуки боя. Навстречу по просёлку одна за другой шли подводы с ранеными. Уже начинало темнеть, когда Рябышев въехал на хутор, где стоял обоз одного из полков 6-го корпуса. Здесь в десять часов вечера нагнал генерала начальник корпусной разведки. Он привёз новый приказ из штаба Кирпоноса: разворачивать мехкорпус и вести его в Броды, откуда утром 25 июня нанести удар на Берестечко. Генерал выругался. Свой ещё более поредевший от поломок авангард он собрал в Бродах лишь к вечеру 25 июня. Корпусная разведка доложила: слева и справа от дороги Броды-Лешнево по восточному берегу реки Сытенька занимает оборону правофланговая 212-я мотодивизия генерал-майора Баранова из 15-го мехкорпуса генерал-майора Карпезо, удерживающего 70-километровый участок фронта. Противник, прикрывая свою танковую группировку, действующую в направлении Луцк, Ровно, Киев, занимал оборону по реке Иква фронтом на восток и по реке Сытенька фронтом на юго-восток.
Наступила четвёртая военная ночь. Четвёртые сутки войска корпуса Рябышева совершали марши и контрмарши, не имея времени на отдых и нормальный сон. Генерал Рябышев пожалел, что в понедельник отказался от обеда в штабе Музыченко. Лишь поздно вечером во вторник, пригнав штабную машину в Броды, он перекусил чаем с бутербродами в компании с встретившим его в Бродах генералом Жуковым, тоже ещё не завтракавшим. Кроме роты охраны штаба в Бродах не было других войск. Голова корпусной маршевой колонны ожидалась лишь к трём часам дня 25 июня. За бутербродами Рябышев доложил Жукову свой план на предстоящий бой. Главный удар должна был нанести в центре, на участке Лешнево, река Сытенька, 12-я танковая дивизия. Её левый фланг обеспечивала, взаимодействуя с корпусом Карпезо на участке Лешнево, Станиславчик, 7-я мотодивизия. Справа, на участке Ситно, река Сытенька, наступала 34-я танковая дивизия. По замыслу Рябышева, все три дивизии должны были перейти в наступление одновременно, как только на передовую прибудет корпусная артиллерия. Одобрив план Рябышева и похвалив бутерброды, Жуков уехал в штаб фронта.
Тем временем авангард корпуса Фекленко подошел по шоссе со стороны Ровно и остановился в 10 километрах от аванпостов 11-й танковой дивизии немцев, стоявшей на шоссе Дубно-Ровно в ожидании заправки. Полковник Цибин, командир 43-й танковой дивизии, составлявшей авангард корпуса Фекленко, также ожидал всю ночь подвоза боеприпасов и горючего со складов в Ровно, но так и не дождался: колонна с боеприпасами и горючим угодила под бомбёжку. В свою очередь, и немцы не дождались подвоза горючего: накануне вечером разведбатальон капитана Архипова перехватил в тылу у немцев и разгромил на марше колонну бензозаправщиков. В батальоне было 17 танков Т-34 и Т-26, две роты бронеавтомобилей, зенитная рота и батарея из шести орудий, смонтированных на грузовиках. Батальон был усилен дивизионом 122-миллиметровых гаубиц. Уничтожив заправщики, батальон остался в немецком тылу, укрывшись в лесу в районе Хомутова, чтобы по сигналу из штаба корпуса обстрелять с тыла из гаубиц позиции немецкой танковой дивизии.
Наступило раннее утро 26 июня. Генерал Рябышев вышел из штабной палатки, разбитой в густом лесу слева от дороги Броды-Лешново-Берестечко, и прислушался. Солнце ещё не взошло, но было достаточно светло. Стояла удивительная тишина. Вокруг палатки поднимались мохнатые ели и длинноствольные сосны. На траве выпала роса. Прошло полчаса, и взошло солнце. В это время содрогнулась земля, это корпусная артиллерия полковника Чистякова начала короткую артподготовку. Наступление началось. Вскоре в штаб Рябышева поступили первые донесения. Генерал-майор Мишанин двинул танки 12-й дивизии по дороге на Лешнево и сразу столкнулся с трудно разрешимыми проблемами. Деревянный мост через реку Слонувка был взорван, вокруг во множестве рвались немецкие мины и снаряды тяжёлых гаубиц. Мишанин послал разведчиков вверх и вниз по реке в поисках другого места для переправы, но те вернулись ни с чем: пойма реки всюду была сильно заболоченной, переправляться можно было только по дороге. Пришлось сооружать переправу здесь же, под сильным огнём противника. К счастью, река была неглубокой. Открыв огонь по западному берегу из танковых орудий и пулемётов, Мишанин послал вброд мотопехоту и захватил плацдарм. Сапёры начали прокладывать гать для танков и восстанавливать мост. В это время прилетели немецкие бомбардировщики. Большими группами по 50-60 машин они раз за разом беспрепятственно бомбили колонну Мишанина. Тот ругал последними словами советских лётчиков, которых в небе не было видно, и пытался отстреливаться, как мог, из танковых пулемётов. Увы, эффективность этой стрельбы была невелика. Лишь один немецкий пилот, слишком нагло атаковавший танк на бреющем полёте, был наказан командиром танка, лично севшим за пулемёт. Сбитый длинной очередью самолёт рухнул в лес в 50 метрах от дороги. Тяжёлые танки КВ, главная ударная сила генерала Мишанина, один за другим становились жертвами прямых попаданий немецких авиабомб. Другие, слишком близко подошедшие к мосту, увязли в заболоченной пойме. Лишь к 11 часам мост был готов, и танки перешли реку. К этому времени противник успел стянуть в Лешнево значительные силы противотанковой артиллерии и теперь она расстреливала танки Мишанина в упор. И снова Мишанин бросил вперёд мотопехоту. Не рискуя бомбить Лешнево, немецкая авиация перенесла удар на дорогу Броды-Лешнево. Запылали цистерны с горючим. Взлетали на воздух грузовики с боеприпасами. Досталось и штабу корпуса. Командный пункт Рябышева был разгромлен, штабная радиостанция разбита, потери корпуса в личном составе от вражеской авиации в этот день были очень велики.
В четыре часа дня к Мишанину в Лешнево подошла рота тяжёлых танков. Против них противотанковая артиллерия 75-й немецкой пехотной дивизии оказалась бессильной. Бросив в Лешнево пушки и мотоциклы, батальон немецкой пехоты ушёл лесными тропами на север. Мишанин двинул тяжёлые танки на Берестечко. Командование группы армий «Юг» выдвинуло в сторону Берестечко из второго эшелона специально созданный сводный противотанковый артполк. Тем временем на левом фланге корпуса Рябышева 7-я мотодивизия, форсировав на рассвете реку Сытенька, наткнулась на эшелонированную оборону противника, подверглась контрударам с флангов и была вынуждена вернуться к обороне на исходном рубеже. Связь с 34-й танковой дивизией, перешедшей утром в наступление на правом фланге, вскоре пропала, и, вопреки настойчивым требованиям командира корпуса, так и не была восстановлена. Генерал Рябышев в танке Т-34 лично выехал на поиски пропавшей дивизии, счастливо избежав тем самым гибели под бомбёжкой в придорожном лесу. Было уже пять часов вечера, танк Рябышева двигался по глубокой колее, оставленной на дороге танками 34-й дивизии. Вдоль дороги тут и там валялись опрокинутые немецкие мотоциклы, рядом лежали трупы автоматчиков. Один за другим попадались вышедшие из строя танки, в основном старых образцов. Их тут же, на месте, ремонтировали экипажи и инженеры передвижных автомастерских. Никто не мог ничего сообщить о расположении штаба дивизии. Проехав километров двадцать пять, Рябышев выехал из леса на пригорок. На пригорке догорала деревня Хотин. Выбравшись из танка, генерал обозрел в бинокль окрестность. Солнце клонилось к чёрному лесу на горизонте. Канонады с запада больше не было слышно. Всё было тихо. Рябышев не сразу заметил в лучах заката силуэты танков и грузовиков, стоявших плотной группой на противоположной окраине деревни. К счастью, танки оказались свои. Подъехав ближе, Рябышев узнал в группе офицеров полковника Васильева. Спрыгнув с танка на землю, он выслушал его рапорт.
- Товарищ генерал! Вверенная мне дивизия успешно преодолела оборону противника. Уничтожено три мотоциклетных батальона, десять танков, двенадцать орудий. Взято в плен до двухсот солдат и офицеров 48-го мотокорпуса танковой группы фон Клейста.
- Почему не докладывали в штаб корпуса согласно утверждённому графику?
- Виноват. Увлёкся. Больше такое не повторится.
- Каковы ваши потери?
- Есть убитые и раненые. Главным образом от налётов авиации. Прикрытия с воздуха не было никакого.
- Закрепляйтесь на достигнутом рубеже, организуйте охранение и разведку, будьте готовы продолжить наступление завтра с рассветом.
Усадив с собой в танк офицера для связи из штаба Васильева, Рябышев поспешил обратно в Броды. Выбравшись на шоссе Броды-Дубно, танк на предельной скорости покатился на юго-запад. Солнце скрылось за лесом. Ночь была светлой. Вокруг дороги на открытых местах тут и там горели деревни и скирды соломы. Справа и слева от дороги слышалась ружейно-автоматная стрельба. Пули свистели во всех направлениях. «Странно, ведь это глубокий тыл. Очевидно, диверсанты», - подумал Рябышев. Наконец показалось зарево над Бродами. Штаба на прежнем месте генерал не обнаружил. На дымящемся пепелище генерала встретил начальник связи полковник Кокорин. От него Рябышев узнал о разгроме с воздуха палаточного КП, о понесённых за день потерях и о результатах разведки боем. Выяснилось, что в ходе встречных боёв 26 июня корпусу противостояли две пехотные и две моторизованные дивизии противника. Мишанин докладывал, что в Берестечко пробиться не смог, продвинулся за день на 12 километров, уничтожил до батальона пехоты, мотоциклетный батальон, 24 орудия, 10 танков, взял 20 человек пленных и сбил один самолёт. Штаб корпуса был перенесён в Броды. Мишанин доложил также о больших потерях от ударов немецкой авиации и о гибели начальника штаба дивизии полковника Попова. Проанализировав донесения, Рябышев счёл результаты дневных боёв в целом успешными для корпуса. Никакой перегруппировки не требовалось. Корпус был в состоянии возобновить наступление с рассветом 27 июня и решить поставленную ему задачу – перерезать шоссе Сокаль-Дубно.
Хуже обстояли в этот день дела у левого соседа Рябышева, генерала Карпезо. Танки корпуса Карпезо имели задачу наступать на Радехов. 10-я танковая дивизия, усиленная подошедшим к передовой 19-м танковым полком, с утра перешла в наступление. В составе полка было 200 единиц бронетехники: батальон танков КВ, батальон Т-34 и батальон легких танков. 13 танков КВ отстали в пути из-за поломок на марше, совершавшемся по пыльным дорогам с нарушением всех требований регламента. Остальные 18 тяжёлых танков вышли на исходный рубеж и приняли участие в бою, продолжавшемся в течение всего дня. В бою участвовали также два других полка 10-й танковой дивизии, сильно потрёпанных в предшествующих боях под Радеховом. Бой шёл на открытой местности. Продвинувшись всего на два километра, танки наткнулись на сильно укрепленную вторую линию обороны противника и подверглись массированному налёту немецких бомбардировщиков. Танки пришлось отвести на исходный рубеж; из 18 танков КВ, участвовавших в бою, из боя вышли два. После полудня дивизия находилась в обороне: давление противника с каждым часом нарастало, днём немецкие танки ворвались в расположение штаба корпуса, генерал Карпезо был тяжело ранен разрывом авиабомбы, его штаб разгромлен. Сообщений из штаба армии Потапова в штабе фронта к вечеру ещё не было. Ничего не было известно и о действиях 22-го, 9-го и 19-го мехкорпусов. В разгар сражения Жукову позвонил из Москвы Сталин: из Минска сообщили, что в окрестностях города появились немецкие танки, связи с командованием фронта не было, вылетевшие в Минск Шапошников и Кулик не могли удовлетворительно объяснить, что происходит на фронте, - Шапошников заболел, Кулик выехал в войска и пропал. Сбивчивые и малосодержательные доклады Ватутина Сталина больше не удовлетворяли, он потребовал от Жукова немедленно вернуться в Москву и взять ситуацию на Западном фронте под свой контроль. Cадясь в Киеве в самолет, Жуков был мрачен: события на фронтах разворачивались совсем не так, как предполагал Генеральный штаб. Генералу очень не хотелось покидать Юго-Западный фронт в самый ответственный момент разворачивающегося танкового сражения, у него совсем не было уверенности в том, что командование фронтом самостоятельно справится с задачей координации действий мехкорпусов и будет руководить контрударом достаточно энергично. Однако из разговора со Сталиным ему уже было ясно, что у Павлова на Западном фронте дела обстоят плохо. В полёте до Москвы Жуков вспоминал детали штабной игры на картах, в которой он наголову разбил Павлова, играя за «синих», и от этих воспоминаний начальник Генштаба помрачнел ещё больше.