Бабуля

Обычный осенний день без остановок пробежал свой экватор, и, подустав в пути, замедлил шаг, присматриваясь к приближающемуся закату. Дождь, загрустив, выжимал серые тучи прямо на асфальт, замаскировавшийся пестрой цветной палитрой осыпающихся листьев. Редкие прохожие что-то искали под собственными ногами, упорно не желая смотреть на плачущее небо. А небо, выплакав одну тучу, тут же приступало к другой, еще более темной и внушительной.
Людей на автобусной остановке было двое – я и нервный господин, пытавшийся заменить отсутствующий зонт прозрачной крышей навеса, с некоторых пор служившего остановкой общественного транспорта. Пришло же кому-то в голову сделать павильончики для ожидания транспорта из незаметного даже на небольшом расстоянии стекла. Врезайтесь, люди дорогие, расшибайте себе лбы! Всё для вашего удобства!
Извилистая, как русло реки с мелкими притоками, трещина в стеклянной крыше, как раз над головой нервного господина, словно хитроумная ловушка, собирала осеннюю дождевую влагу и тонкой струйкой сбрасывала ее вниз, к лакированным черным ботинкам. Тут же образовывалась мутная лужица, настойчиво прокладывающая дорогу к своим соседкам в углублениях блестящего асфальта. Ветер, играя на нервах господина, менял направление падающей с крыши воды, и ботинки быстро превращались в пятнистых хамелеонов, лакировано-забрызганных-грязью.
Зеленый пузатый автобус, кричащий рекламой, неспешно подкатил к обочине, обиженно крякнул и распахнул свои двери, лениво приглашая:
- Добро пожаловать, господа!
«Господа в автобусах не ездят» - не к месту подумала я и, сложив мокрый зонт, впорхнула в теплое нутро.
Лакированный господин обежал внушительную лужу, и тоже заскочил в распахнутые двери, успев постучать одним ботинком о другой, стряхивая подарки дождя.
- Мама, смотли какой моклый дядя! – радостно закричал малыш, сидевший на коленях у озабоченной мамаши и начал тыкать пухлым пальчиком в лакированного господина.
Мамаша с растрепанными волосами ухватила малыша за вытянутый палец, что-то нравоучительно буркнула и уставилась в плачущее окно. Автобус опять крякнул, закрыл двери и поплелся к следующей остановке, на поворотах жалобно поскрипывая и издавая чавкающий звук.
Свободных мест в салоне было много, я огляделась и села на коричневое, зашитое толстыми белыми нитками сиденье у окна, сразу за водительской перегородкой. Вся пассажирская суета осталась за спиной, и я погрузилась в свои мысли. Осенняя депрессия маслом размазывала мысли по коре головного мозга, не давая сосредоточиться на чем-то важном. Оно, это важное, ускользало, едва намечалось какое-то просветление.
- Бабуля! – бодро сообщил внимательный малыш, и я вернулась в автобус.
Шуршание за спиной переместилось от двери, открывшейся на очередной остановке, к сиденью напротив меня и произвело мягкую посадку.
- Скафыте, автобус остановится на круглой плофади, у строительного магафина? – Этот вопрос прозвучал со стороны недавнего шуршания и явно был адресован мне.
Повернув голову налево, я определила источник звука – тучная бабуля с бесцветными паклями волос в вязаной беретке набекрень. Пожилая дама в упор смотрела на меня, дожидаясь ответа на свой вопрос. Я сосредоточилась, припоминая дальнейший маршрут, и развела руками.
- Извините, не знаю.
Бабуля на пару секунд тревожно затихла, только ее губы беззвучно проговаривали какие-то слова. Затем соскочила с места, наклонилась к водительскому окошку, над которым скотчем была прилеплена бумага с отпечатанной надписью: «Кондуктора на этом маршруте нет. Оплата водителю на выходе». Набрала воздуха в легкие и очень громко, делая промежутки между словами, сказала:
- Вы остановите автобус на круглой плофади, у строительного?
Широкий плечистый водитель даже ухом не повел, словно не слышал вопроса. Он крепко, двумя руками держал рулевое колесо и вглядывался в мокрую дорогу. Бабуля терпеливо ждала ответа, согнувшись у окошечка и буравя взглядом затылок водителя. Видимо поняв, что ответа не последует, она повернулась за поддержкой ко мне:
- Я ведь офень громко спросила?
Я кивнула, но помочь ничем не могла. Капли стекали по стеклу, рисуя странный водный узор. Мой палец с этой стороны окна поймал уличную слезинку осени и повторил её извилистый путь по прозрачному холсту. Строчки начали рождаться сами собой:
- Бреду по улице вечерней,
Мельканье лиц, машин, огней,
А в воздухе, еще осеннем,
Дыханье долгих зимних дней…
- А, мофет, из пассафиров кто фнает? – я вздрогнула от вопроса неугомонной говорящей беретки.
Бабуля развернулась на своем сиденье, окинула грозным взглядом редких пассажиров и голосом вокзального диктора бросила в народ:
- Этот автобус останавливается на круглой плофади? У строительного магафина?
Судя по мгновенно наступившей тишине, бабуле удалось привлечь всеобщее внимание к волнующей ее проблеме. Озадаченные пассажиры, подумав, начали блистать знаниями схемы движения маршрута.
- Ка-а-нешна а-а-станавливается, - томно и весомо растягивал гласные бархатный женский голос.
- Ну что Вы, этот номер на площади никогда не останавливается, - резонно заметил густой баритон.
- Нет, не останавливается, - встрял третий голос, женский.
- Раньше этот автобус на площади не останавливался, - решила поучаствовать в беседе растрепанная мамаша.
- Вас же не спрашивают, останавливался ли он там раньше, - густо возмутился баритон. - Вас спрашивают, останавливается ли он там сейчас.
- Понятия не имею, останавливается ли сейчас этот номер на круглой площади, но раньше – не останавливался! – обиженно выкрикнула мамаша.
- А-а-станавливается! – настаивал на своем бархатный голос.
Поднялся невообразимый шум.
«Хоть бы драка не началась!» - опять не к месту подумала я.
Удрученная бабуля переводила растерянный взгляд с одного оратора на другого, шумно вздохнула и безнадежно отвернулась к окну.
- Маш-ш-шина! – радостно проголосил малыш, и все почему-то притихли.
Автобус вез звенящую тишину несколько долгих минут, как вдруг мамаша выкрикнула:
- Перед площадью останавливается!
Пассажиры опять оживились.
- Да, да, перед площадью точно останавливается, - обрадовался густой баритон.
- Действительна-а, перед круглой площадью а-а-станавливается! – поддержал говорящих бархатный женский голос.
- Перед пло-о-фадью? – повернулась к ним бесцветная бабуля. – Не-е, перед площафью мне не надо. Идти больно далеко. Вот если бы на пло-о-фади, у строительного магафина…
Мамаша расстроено охнула, и все напряженно стихли.
Впереди показалась круглая площадь, и пассажиры начали с надеждой вглядываться в очертания приближающейся остановки. Но перед площадью автобус не притормозил, неспешно продолжая направленное движение. Бабуля лихорадочно завертела головой и, соскочив со своего продавленного места, бросилась к водительскому окошку.
- Ска-а-фыте, вы остановитесь на круглой пло-о-фади, у строительного? – отчаянно крикнула она в овальное отверстие под надписью.
Автобус угрюмо въехал на площадь и остановился у строительного магазина. Обрадованная бабуля рванулась к своему сиденью, ловко схватила объемную полосатую сумку и выскочила на холодный осенний воздух. Господин в лакированных ботинках покинул автобус следом за ней.
- Бабуля! – известил оставшихся пассажиров бодрый малыш.
«А ведь здесь нет остановки!» - вспомнила я.
Глянув в окно, я увидела, что на коротеньких пухлых ножках пожилой женщины белели новенькие кроссовки, нелепо выглядывавшие из-под черных строгих брюк и серого плаща. Белые кроссовки бодро зашагали мимо строительного магазина, а зеленый пузатый автобус двинулся навстречу новым пассажирам. Пассажирам моей осени.


22 сентября 2007 г.