ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Добавить сообщение

«Взяточник»

Автор:
Автор оригинала:
А. Е. Попов
«Взяточник»

(Хронология 1971 г.

Вот и окончился учебный год.
В детстве время тянется так медленно, что, кажется, лето никогда не наступит…
Не успел я отпраздновать с друзьями свой юбилей (как ни как десять лет позади, считай - "полжизни", по моим меркам), а мои родители уже решили отправить меня в пионерский лагерь.

Вот так всегда, лишь бы с глаз долой подальше. Возмущаться не было смысла. Отец заранее выбивал какие-то профсоюзные путёвки и был доволен тем, что отправляет сына неизвестно куда и зачем. Все были довольны и счастливы, как будто каникулы придумали для них, для взрослых. И никто вокруг не желал считаться с моим собственным мнением. А у меня оно было и выражалось в моём протесте, вполне обоснованном и взывающим к справедливости. Но меня никто о нем не спрашивал. Было грустно до слёз от сознания того, что мои родители все равно сделают всё по-своему, как их не проси. Отец был категоричен, лишь мать сочувственно пожимала плечами и улыбалась, глядя, как я беспомощно сопротивлялся его родительскому решению.

Казалось бы – почти не видели меня до самых каникул, и я не мог им надоесть своим навязчивым детством, которого у меня так и не было. Я учился одновременно в двух школах и света белого не видел. Мне просто хотелось общаться с друзьями, единственными, которые считались со мной и сочувствовали мне. Хотелось гонять с ними мячик в дворовой пыли поблизости, взять в руки рогатку, ловить лягушек и… много ли чего, что я пропустил за эти годы.

Я так ждал эти каникулы! Неужели я не могу сам распоряжаться своим летом? Вы меня спросите – что может быть плохого в пионерских лагерях? Честно скажу, мне до сих пор не нравятся места, где ты находишься под присмотром. С самого детство меня прельщал некий беспризорный романтизм, когда всё вокруг зависит только от тебя самого. Кроме того, к тому времени у меня уже был горький опыт, когда в прошлом году мои родители, погорячившись, отправили меня одного в такой пионерский лагерь, хотя я и не был ещё тогда пионером. Две недели, которые я в нем провёл, стали для меня настоящим кошмаром…

Так получилось, что я оказался единственным белым пятном, скорее даже пятнышком или точкой среди тысяч чёрненьких детей, «отдыхавших» со мной в этом лагере. Все они были для меня на одно лицо, отличаясь друг от друга лишь возрастом и габаритами. Все, как один – вечно голодные, жующие на ходу хлебные корки, грязные и сопливые. В своей национальной одежде, у кого она была, они ещё больше походили друг на друга.

Их начали привозить из Ташкента на следующий день после моего прибытия. И было их бесчисленное множество. Об общении с кем-либо из них не могло быть и речи, так как по-русски ни кто из них не понимал. Да и между собой они общались как-то неохотно. Кто был постарше и потолще - мутузил мелких и отбирал у них печенья, выданные к обеду. И я, как белая ворона в чужом племени, просто не находил там себе места. На меня смотрели с подозрением и при случае корчили рожи, но тронуть меня пальцем ни кто из них не посмел, так что, я за себя не переживал. Просто мне было с ними не по себе и никто мне не мог объяснить – что я здесь делаю. В то же время, представьте себе, мне с ними приходилось есть, спать, ходить строем и радоваться, при этом, жизни. Хотя, радоваться, в действительности, было нечему. Дети, окружавшие меня, вовсе и не были похожи на детей в своём обычном счастливом времени. Все они, без исключения, только что пережили ужасное землетрясение. Ужас, застывший в их глазах, отчётливо отражал то, что им пришлось пережить. Многие из них остались без родителей. И далеко не все себе ясно это представляли. Рядом был развёрнут полевой госпиталь, откуда по ночам доносились страшные звуки, а их всё привозили и привозили... И все они были похожи на зомби во всём своём национальном колорите…

В такой атмосфере Азовское море казалось мне мелким, мутным и противным, что и было на самом деле. В ту пору, помню, у берега на солнце появилось множество божьих коровок. Все они, словно слепни, были кусучии и противные… всё это было невыносимо. Больше этого и вспомнить нечего, и не хочется…

С первого дня я мечтал только о том, чтобы кто-нибудь из родителей приехал за мной и забрал меня домой. Кроме взрослых, сочувственно относившихся к моим проблемам, мне даже не с кем было больше поговорить.
Всех тех из беляшей, кто был здесь до меня, уже забрали взрослые, а за мной ещё долго никто не приезжал. Я писал письма, просил передать весточку своим. Каждый день, прожитый там, был для меня невыносим и я не знаю – чем бы всё закончилось, если бы, наконец, одна из сотрудниц не забрала меня к себе домой до приезда моих родителей.

Потом, взрослые ещё долго подшучивали над моими злоключениями, но никто из них почему-то не хотел оказаться на моём месте. И вот опять…

Мои уговоры ни к чему хорошему для меня не привели. Мои друзья, собравшись на крылечке у моего порога, провожали меня как на фронт.
В назначенный день, с утра, меня собрали, упаковали и привезли в очередной пионерский лагерь, что, согласно моему жизненному опыту, не сулило мне ничего хорошего. И с этим ничего нельзя было поделать. Пришлось смириться и ждать – что будет дальше…

Пионерский лагерь, в котором мне предстояло совершить свои «подвиги», назывался «Юный Нефтяник» и находился он на берегу Черного моря в курортной зоне местного значения ещё не известного тогда городка Анапа.
Сдав меня по ордеру местным попечителям, родители, пожелав мне приятного отдыха (при этом я заметил, как мать случайно проронила скупую слезу), тут же уехали, не оставив мне шанса изменить предстоящую историю.

Буду объективен. Приняли меня хорошо. Определили в младшую группу и, хоть это и было так унизительно, накормили с дороги наспех разогретым обедом по- взрослому, согласно принятого столового общепитовского норматива 1953 года. Потом мне сделали прививку, больно уколов не скажу куда, и уложили спать на так называемый «мёртвый» час, то есть, мне откровенно предложили умереть на один час, с чем я лично не желал соглашаться.
«Ничего себе, приёмчик», - подумал я про себя. – «Вначале накормили, потом укололи и теперь предложили заживо умереть».
Рядом, в помещении, куда меня определили, уже лежали «покойнички» под белыми простынями, и тишина…
Как только мои провожатые ушли, с соседней койки раздался басовитый шёпот:
- Новенький? Откуда приехал?

Так я познакомился со своим первым настоящим другом. Компания подобралась дружная и весёлая. Я моментально влился в коллектив. Таких как я, «трёхклашек», было в отряде всего двое, остальные ребята были постарше. Были в нашем отряде и пятиклассники, а с ними чувствуешь себя гораздо увереннее и взрослее. Съехались со всей страны. Было о чём поговорить...

Лагерь был уютный, чистенький и, главное - все нормальные, свои, а не "чучмеки" какие-нибудь, как в прошлый раз. Кормили хорошо, регулярно, но порядки в этом лагере, мягко говоря, не давали расслабиться, особенно утомляли подъём и регулярные линейки перед столовой. Кто придумал эти барабаны и горны, и кто учил этих «барабанщиков» и «горнистов»? У меня, всё-таки, музыкальный слух, который вдруг обнаружила в раннем детстве моя соседка – пианистка. Именно с её «лёгкой» руки мои родители решили отдать меня в музыкальную школу, как будто одной школы мало. И так с семи лет, с самого первого класса. Разве это детство? А тут ещё эти пионерские штучки... Никакой свободы...

Об этом не раз переживали мы с моими новыми друзьями на «перекуре» и они все были со мной солидарны, но порядок никто нарушать не собирался. Мне тоже не хотелось прослыть нарушителем спокойствия, особенно, после двух, уже пережитых мною наказаний от старшей пионервожатой и начальника лагеря...
Первый раз меня наказали за то, что я стал в строй, на линейке, не с той ноги, а если точнее - без пионерского галстука. Второй раз я сам напросился – заплыл за буйки во время коллективного купания.
Анапа славится своими пляжами по колено, а тут ещё эти буйки... Как мне можно было иначе доказать народу, что я с пяти лет научился плавать и нырять, как взрослый?

Как-то летом, на нашей старой даче в Новотиторовке, что под Краснодаром, на рыбалке, меня сбросили за борт с лодки и я поплыл. Мне было тогда не больше пяти лет отроду. С тех пор я не раз переплывал бурную Кубань, что не в силах сделать даже взрослый, конечно - за редким исключением.

Вот мне и пришлось перелезть через эти ограждения и заплыть подальше… Все были в восторге, а пионервожатая в истерике… Так я завоевал уважение своих приятелей и был взят «на карандаш» у местных воспитателей. За свои проделки мне не раз приходилось полдня подметать дорожки на территории, но это было не самое страшное наказание. По указанию начальника лагеря, меня целую неделю не подпускали к морю. А однажды, я видел, как во время очередной линейки, начальник лагеря публично клеймил позором нарушителя дисциплины…

«Плохишу» грозило отчисление из лагеря и о его проступке хотели сообщить его родителям. А он, всего-навсего, был уличён в курении. Кто-то "настучал". Таких здесь хватало. Что до меня, то я завидовал «герою дня», – скоро будет дома, хотя, если бы мой отец узнал, что я курил – мне не жить. С другой стороны, страшно было бы оказаться на месте провинившегося... В таких случаях виновника выводят из строя к позорному столбу на всеобщее обозрение, и выдержать общий получасовой гнев, без права на защиту или "адвоката", кажется, не под силу даже матёрому преступнику.

«Плохиш» был сломлен. Были ли у него друзья? Наверное, были. Курили многие. Но кто бы мог возразить самому начальнику лагеря? Таких не нашлось. Иначе бы им грозила такая же экзекуция.
После этого мероприятия как то все присмирели, выровнялись и общий уровень дисциплины в лагере поднялся до рекордных отметок. Даже во время обеда, последовавшего за этим событием, ни кто не проронил ни слова.

Я уже был на грани. Пора было задуматься над своей собственной дисциплиной и взять себя в руки. Иначе, добром это не кончится…
Завоевать авторитет у старшей пионервожатой и полностью реабилитировать себя, оказалось делом не хитрым. Однажды, я взял в руки горн и в этот же день был замечен и назначен вторым горнистом в лагере. И уже под моё "соло", во время торжественной утренней линейки, поднимали красный флаг нашего пионерского лагеря...

Жизнь налаживалась... Меня стали приглашать на разные экскурсии, возили по городу, были и другие прелести и "льготы". Как всё просто. Надо было только приспособиться к порядку и ты уже герой. Правда, были и неудобства. Приходилось раньше вставать, работать "будильником" и зазывалой в столовую. Были и дежурства...

Одним из таких - было дежурство по охране периметра лагеря, в которое назначались особо выдающиеся личности, утверждённые списком, составленным лично начальником лагеря. Однажды, в такой список попал и я.
Только охрана периметра, по распоряжению начальника лагеря, велась не с целью пресечь проникновение на его территорию «чужих», а, как раз, наоборот. Дело в том, что этот лагерь был размещён на территории старого поместья, основанного в незапамятные времена еще при «Царе Горохе», и оградка у него уже изрядно поизносилась. Так что, кое-где зияли дыры, в которые, при желании, можно было пролезть таким как мы. Ну, в самом деле - кто может покуситься на территорию лагеря и на его пионерскую собственность? А вот выйти из лагеря, на время, по делам или за покупками разных мелочей, желающих было много. Я сам, пару раз, покидал лагерь таким образом, чтобы съесть мороженное или выпить лимонада из автомата за три копейки.

Охранять одну из таких дыр в заборе, однажды, назначили меня с Серёгой. Серёга, хоть и закончил только пятый класс, но внешне был похож на старшеклассника. Высокий и здоровый. Да ещё и боксом занимался. Мне кажется, он у себя в классе выглядел второгодником. С таким проще сторожить «ворота», чем с девчонкой. Старшеклассники могут не послушаться, да ещё и по шее надавать...

На руке красная повязка, в руках большая палка. Эти атрибуты придавали нам с Серёгой грозный и ответственный вид. Пусть попробует только кто-нибудь пересечь нашу границу! У повязки на рукаве есть волшебные свойства - стоит её надеть, и ты уже фигура, уже представитель порядка и должностное лицо…

Однако, становилось жарко. Искупаться бы, но пост покидать нельзя. Такое не каждому доверяют! Стоим, дежурим, никого не пропускаем, правда, ни кто и не пытается в нашу дырку проникнуть. Ни с той, ни с этой стороны. Скучно, не оставляет навязчивая идея - искупаться, или выпить лимонада… Но, оставить пост нельзя - в любое время могут прийти с проверкой. Продержаться бы до обеда. Ещё почти два часа…

- смотри, девчонки идут. Сейчас проситься будут...
Серёга принял неприступный вид.
- спокуха, это наши, с отряда, Верка и Лидка, - успокаивал я Серегу, - интересно, чего им надо?
- мальчики, пока вы тут прохлаждаетесь, в живой уголок черепаху привезли, большую-пребольшую и она уже Костю из Ленинграда укусила за палец...
Поведав нам с Серёгой эту новость, девчонки не сводили глаз с охраняемой нами лазейки...
- нечего ей палец в рот совать, а что за черепаха? Она здоровая? – Поинтересовался я.
- говорят тебе, огромная, из Африки..., - подтвердила Лидка.
- я уже видел такую в зоопарке, - поважничал Серёга,
- вот бы на ней покататься…, а Костюху, если бы она была голодная, она вообще могла бы съесть, - заявила Верка.
- нет, она ещё молодая и вообще, если не знаете, черепахи едят только травку, - умничала Лидка.
- ничего подобного, если она морская, то ест водоросли, её надо в море выпустить. Ладно, что вы хотите? Пролезть, наверное? – Перешел к делу я, заметив, как девчонки поглядывают на охраняемую нами дырку в заборе.
- толь на минутку, мальчики, нам надо срочно купить конверт.
- еще чего, вас пропустим, а потом весь лагерь будет знать…
- нет, мы ни кому не расскажем, честное слово. Ну, мальчики, пожалуйста. Если хотите, мы вам мороженное принесём...
Против такого аргумента нам с Серёгой было трудно устоять.
- ладно, Серёга, давай пропустим, они ведь с нашего отряда, не проболтаются… Только вы недолго, и смотрите ни кому на глаза не попадитесь и никому не проболтайтесь.
Серёге, кажется, было всё равно и он, предвкушая порцию пломбира в вафельном стаканчике, спорить не стал.
- я ничего не видел...

Чем это грозит - все прекрасно себе представляли. За подобное наказывали и тех, кто был замечен за территорией лагеря и тех, кто пропустил. А потом весь твой отряд остаётся без очередной экскурсии в город. Так что все знали, чем рисковали. Только бы не налетели на дежурного или проверяющего, и успели до очередной линейки…
До почты минут пятнадцать, и если поторопиться, то за полчаса можно было вполне успеть вернуться. Надо же, не было печали... Теперь за них приходится переживать. Время течёт медленно, а мы с Серёгой не сводим глаз с прорехи в заборе – ждём, когда появятся девчонки…

Девочки не подвели и возвратились вовремя. Всё обошлось. Девчонки купили себе свой конверт и нам досталось по мороженному. Приближался обед, а потом опять на дежурство до шести часов. Потом ужин, проверка и отбой под присмотром пионервожатых. Распорядок не менялся…
Не успели мы с Серёгой приступить к нашему дежурству, как нас уже стали атаковать ребята с просьбой пропустить на волю... Девчонкам доверять нельзя. Во время обеда, они, как говориться, по секрету - всему свету, разболтали всему нашему отряду о том, как они бегали за конвертом и как мы их пропустили через забор. Отпираться было невозможно, и, чтобы не навлечь на себя беду, пришлось пропустить всех. Вряд ли тот, кто был за забором, будет рассказывать о нашем «дежурстве» пионервожатой.

Мороженного было много, разного. И фруктового и пломбира и крем-брюле… Мы с Серёгой уже с тревогой ожидали вечерней линейки, с её ежедневными подведениями итогов прошедшего дня. Представить страшно, что нас могло ожидать на ней…
- Меня предки убьют, если меня из лагеря выгонят, - говорит Серёга, без энтузиазма слизывая очередное тающее мороженное.
- А ты вали всё на меня. Меня точно за это не убьют.
- Тебе легко говорить, твои живут рядом, а мои почти четыре тысячи километров отсюда.
- Да, далековато! Это в двадцать раз длиннее, чем мои...
У меня с математикой всегда было всё хорошо. Пока пятиклассник проверял в уме мои смелые расчеты, я представил себя на его месте и мне стало нехорошо…
- Знаешь, Серёга, тебя не выгонят, потому что ты далеко живёшь, и родители могут ничего не узнать. Тебя, кажется, отправили на два потока. Ещё полтора месяца. Успеют забыть, если что…

Тем временем, приближался час расплаты… Я, с горном в руках, занял почётное место у флагштока и ждал команды на сбор. Все уже были в строю и началась перекличка. С этим у нас было строго. В случае неявки кого-нибудь без уважительной причины, тут же поднимали тревогу и всем лагерем устраивали поиск отсутствующих.

На все эти сборы и проверки уходило масса времени и горнистам, вроде меня, хватало работы. С другой стороны, каждый раз было весело наблюдать, как под твою дудку, все бросали свои неотложные дела и, спотыкаясь, бегом, подгоняя друг друга, выстраивались вокруг тебя, - это всегда выглядело забавно…

Появился начальник лагеря и началось подведение итогов дня. Пионервожатые и дежурные по очереди докладывали начальнику лагеря обо всех происшествиях и событиях в их отрядах. Мой отряд находился напротив и я в напряжении ждал доклада своего пионервожатого.
«Наверняка, кто-то «настучал» и моя участь предрешена и неизбежна» - думал я, но, к моему удивлению, в его рапорте по нашу душу так и не прозвучали наши, с Серёгой фамилии. Наступила очередь дежурного по лагерю. Я зажмурил глаза и замер, представляя, что мне предстоит сейчас пережить…

- следует особо отметить дежурных по охране территории лагеря из четвёртого отряда: Петрова и Кравцова…
Это были мы с Серёгой.
- ….во время дежурства, которых, не было выявлено ни одного нарушения…
От неожиданности, я что есть мочи, протрубил «отбой», чем привёл всех в минутное замешательство, а докладчик продолжал:
- в целом же, по лагерю, были задержаны нарушители территории…
Был зачитан длинный список нарушителей из других отрядов.
- … предлагаю, с целью усиления охраны периметра лагеря, назначить дежурную комиссию по проверке режима охраны в лице проявивших себя пионеров Петрова и Кравцова…

Я был готов к самому худшему, и вообще, к чему угодно, но только не к этому. Каких только чудес не бывает в жизни. Меня назначили членом дисциплинарной комиссии, а мой отряд получил благодарность от начальника лагеря и дополнительные очки за дисциплину. Система начисления баллов за порядок в жилых помещениях и дисциплину была придумана самим начальником лагеря и, по ежедневным результатам, отряду с наибольшим количеством этих баллов торжественно вручался переходящий вымпел лагеря. И сегодня он торжественно перешёл моему отряду…

После отбоя мы с моим другом ещё долго обсуждали события минувшего дня, а потом всю ночь нас мучили наши желудки, поглотившие, накануне, лишнее...
Рано утром, получив короткий инструктаж и надев нарукавные повязки, мы приступили к своим новым обязанностям. Первым делом решили проверить столовую. Заходить в столовую без команды, в неурочное время, было строго воспрещено, но нам это было позволено. Мало того, нам был выделен дежурный столик, сидя за которым, мы себе ни в чём не отказывали. В таких привилегиях себе трудно отказать. Нас было уже трое: Я, Серёга и Петька из второго отряда. Познакомились за столом. После завтрака, все втроём отправились проверять территорию. За этим утомительным занятием, прошло полдня, и приближался обед. Чего-то не хватало...

Огороженная территория лагеря, как будто затрудняла само дыхание и лишало инициативы, а однообразность территории, по-настоящему, утомляло. По-прежнему тянуло за забор и это чувство преследовало не одного меня. Так было в наше дежурство и сейчас картина не менялась. Нашлись желающие покинуть территорию и на других постах, но при виде наших повязок на рукавах, они растворялись, не вступая с нами в спор. Всё было тихо и спокойно. История о нашем назначении и о том, как мы "дежурили", облетела весь лагерь, однако обсуждать это с нами никто не решался...

Вот и наш вчерашний пост. Эту лазейку, как будто закрепили за нашим отрядом и её охраняли наши приятели, которых мы сами пропускали накануне. Теперь они стоят на посту, а мы сами в роли их проверяющих. Договорились пропускать, но только своих. Сами же беспрепятственно совершили «экскурсию» в город. Слух о том, что у «наших» пропускают, и то, что мы сами были за территорией, моментально обошёл все свободные уши и после обеда у бывшего нашего поста образовалась пробка. Все ломанулись в город по срочному.

Такого натиска мы не ожидали. Решили пускать не более десяти человек единовременно, иначе лагерь мог заметно опустеть. Но и этого оказалось недостаточно. Пробки росли. Пришлось организовать пропуск на других «дырках». Нашлись единомышленники, которые согласились обеспечивать принятый порядок. Все желающие выйти в город, были предупреждены о возмездии, в случае отсутствия в лагере более часа и других нарушений, принятых нами, правил. Эти правила были очень просты:
- не попадаться на глаза старшим;
- не болтать;
- не опаздывать на линейки.

Чтобы не заболеть ангиной от мороженного, мною была предложена оплата за выход из лагеря в размере пяти копеек. Это всех устраивало. Наши правила начали работать. У нас был свой штаб, в который молниеносно поступала информация о присутствии начальника лагеря, дежурного, других старших и готовящихся проверках с их стороны. День прошёл быстро и не скучно, «без нарушений».

Вечером, после ужина, в укромном месте, мы делили деньги, по справедливости. От денег никто не отказывался, а двадцать –тридцать копеек, честно заработанных, для нас было настоящим богатством. Дела пошли в гору. Я был назначен казначеем, а значит - главным. Каждый раз, собирая деньги с постов, я половину оставлял дежурившим ребятам. И они «дежурили» на совесть.

На всех постах были прикреплены банки из под сгущённого молока, которые к вечеру доверху заполнялись мелочью. Собранных денег хватало для оплаты помощникам и охране от самых задиристых и хулиганистых ребят. Таких в лагере было тоже немало. Меня стали уважать ребята постарше. Дисциплина в лагере заметно возросла. И все были довольны. Не снимая красную повязку с рукава, я, по-прежнему трубил в горн, собирая лагерь на очередную линейку, а в свободное время, в составе сплочённой мною компании, в качестве общественной нагрузки, наводил порядок на территории. За неделю моей «общественной деятельности», образовался солидный капитал, который не умещался в карманах и мне приходилось его прятать в таких же банках из под сгущёнки в, только мне известных, местах.

За десять дней до окончания моего потока случилось то, о чём я уже забыл и думать. Кто-то проговорился…
Финал был ошеломительным. Присутствовал весь персонал, во главе с начальником лагеря и все, кто только мог стоять на ногах, включая поваров и нянечек из нашего лазарета. Даже дед-сторож, не высовывавшийся ранее из своей сторожки, приковылял посмотреть на мой позор...
В одночасье, я был свергнут со своего пьедестала. Мой коллега -горнист, затянул поминальную панихиду по мою душу. Затем я был выставлен к печально известному столбу, где меня приговорили к всеобщему позору, где уже каждый в угоду администрации лагеря, на совесть пытался изобличить меня во всех смертных грехах... Но самое обидное для меня было то, что я, по словам начальника лагеря, уронил «до нельзя» честь Советского Пионера. А слово «Взяточник», неоднократно прозвучавшее в мой адрес, окончательно развенчало мою безупречную репутацию. Страшнее «этого» никто себе даже представить не мог. Мы все тогда были так воспитаны родителями и своей Страной. Как это было унизительно! Казалось, после такого позора, никто уже не протянет тебе руки и не улыбнётся при встрече, даже самые близкие друзья. Но я глубоко заблуждался…

Не дожидаясь утра, я сбежал из лагеря. Куда и зачем, знали только мои друзья. Ночью, пробираясь с фонариком через лес, я вскоре отыскал своё укромное место, которое служило нам с друзьями и штабом и секретным убежищем. Это был настоящий ДОТ, то есть долговременная огневая точка времён войны, какой - я тогда не знал. Таких было много на пляже, но наш был обнаружен нами случайно и о нём никто, кроме нас, не знал, так как он был полностью засыпан песком, а вход в него находился поодаль и был тщательно нами замаскирован. Мы поклялись друг другу хранить эту тайну, и хранили до сих пор. Мы давно, по очереди, привели его в порядок и обжили. Иногда собирались в нём по ночам, как разведчики, скрываясь от взрослых. Там было всё необходимое: одеяла, матрас, свечи, спички... Было и настоящее оружие, ящики с боеприпасами и другая амуниция, оставленные и за бытые кем то из прошлого. В нем было тепло и уютно и главное, безопасно и совсем не страшно, даже одному. Я знал, что был в нём недосягаем ни для кого. Сгущёнка, бутылки с лимонадом, сигареты, всё было припасено заранее. Обладая таким сокровищем, мы чувствовали себя, по-взрослому независимо. Перекусив, придя в себя, после пережитого, я уснул.

Какое блаженство, быть разбуженным друзьями. Серёга притащил в коробке хлеб, печенье и весь мой завтрак из столовой. По его словам, в лагере, после утренней проверки, был настоящий переполох. Меня искали по всему лагерю. Забрали все мои вещи. Дежурный по лагерю вызвал к себе всех пионервожатых...
- тебя все ищут. Что будем делать?
- пусть ищут. Поищут и перестанут. Только вы не выдавайте меня…
- никто и не собирался, - обиженно произнёс Серёга.
- Серёга, я в лагерь не вернусь. Мне там делать нечего. Я давно хотел сбежать и сбежал бы… Боялся начальника лагеря. А сейчас не хочу ему попадаться на глаза. Проживу здесь, как-нибудь...
- вот бы мне с тобой… тебе тут здорово… ребята привет передавали…
- соберёмся после отбоя. Надо отметить это дело. Я угощаю…
- ладно, я побежал, а то меня ещё искать будут. Пока. - Серёга по-партизански, покинул ДОТ.

«…Надо будет купить торт и ещё чего-нибудь… Наружу выходить опасно. Наверняка ищут везде, до лагеря рукой подать…» - Лагерная тревога невольно передавалась и мне:
«Представляю, что там сейчас твориться...», - думал я.

Но сдаваться я не собирался. Тихонько выбравшись из своего убежища, я откопал свои клады и отправился в город. Поменять мелочь оказалось проблемой. Но я с ней справился, меняя мелочь в киосках с газировкой. Насчитал тридцать пять рублей. С таким сокровищем можно жить. Купил новый фонарик, батарейки и перочинный ножик. На рынке у вокзала набрал конфет, сгущёнки, лимонада и не забыл про огромный торт, которым хотел угостить своих верных друзей. Всё это добро, с трудом, еле дотащил до своего нового дома.

Так хотелось искупаться, но на берегу, как на ладони, все видно, и меня наверняка там тоже ищут... Пришлось через лес пробираться к городскому пляжу, чтобы затеряться среди отдыхающих. Накупавшись, я устало возвращался домой, где меня ждали запоздалый обед и записка на столе. - «Из лагеря выбраться ночью не сможем. Ночью будут проверять койки и территория усиленно охраняется...»

Всё ясно. Своих друзей я сегодня не дождусь. Придётся побыть одному. Без своих приятелей даже торт не хотелось пробовать. Нечем было себя развлечь, и я пошёл в разведку…
Было ещё светло, когда я, как тень, пробирался к лагерю со стороны леса. Добравшись до знакомого забора, я замер и стал внимательно изучать обстановку. Казалось, жизнь в лагере текла своим чередом, и ничего не говорило и моём исчезновении. Последние отряды направлялись в столовую на ужин. Лагерь был пуст. Мне вдруг так захотелось быть сейчас на своём месте в столовой со своим отрядом, а потом, вместе, дружно шагать в строю под грохот барабана, что я еле удержал себя, чтобы не взять в руки свой горн и не объявить всему лагерю о своём возвращении. Это было бы здорово, но, кажется, я был здесь уже лишний. Я вспомнил вчерашний вечер. Как стоял у позорного столба и терпел ненавистные взгляды старших и, в какой-то миг, заново пережил минувшие события...

За что меня так унизили… и почему, только меня одного? В компании было бы не так страшно… Я слишком часто вмешивался в невозмутимо-текущую жизнь лагеря, а последующие за этим события, так или иначе были связаны со мной. И многие знали об этом… Самое главное для меня было то, что тот, кто донёс на меня, был не из наших, иначе моё убежище было бы всем известно… К сожалению, не многие знали, что я пострадал за всю свою команду. Но те, кто знал об этом, сумели по-настоящему оценить мой подвиг. Такие мысли придавали мне сил и уверенности…

Так я дождался вечерней линейки. Всё было спокойно. Как всегда. Лишь в конце, дежурный по лагерю попросил всех, кто что-нибудь знает обо мне, немедленно сообщить ему об этом. Потом все разошлись по своим делам. С тоскою, проводив взглядом свой отряд, я возвратился в своё убежище.
Ночь провёл в одиночестве. Было грустно. Хотелось развести настоящий пионерский костёр, но его может кто-нибудь заметить издали…

Своих друзей я больше не видел. Их не было ни на следующий день, ни в другие дни, которые я провёл в ДОТе. Однажды, ночью, пробираясь к лагерю, я обнаружил, что все наши лазейки в ограждении были наглухо замурованы…

Вдоволь накупавшись в море, оставив всякую надежду встретить своих друзей, я собрал все свои пожитки и уехал домой, в Краснодар, к своим родителям. Это оказалось совсем не трудно. На рынке был автовокзал. Дождавшись посадки в свой автобус, я вошёл в него вместе с другими пассажирами. Все места были заняты, а купить билет я не решился, да и вряд ли мне его продали бы по возрасту. Одна добрая тётя, спросив меня, куда я еду, посадила на колени своего ребёнка, освободив для меня место, предложила мне сесть. Водитель оглядел салон и, убедившись, что все места заняты и нет стоячих, завёл автобус и мы тронулись в путь. На вокзале, в Краснодаре, одна тщедушная продавщица газировкой напоила меня двойной содовой, приняв меня за несчастного цыганёнка, чему, собственно, соответствовал мой внешний вид. После, я пересел в троллейбус и добрался домой.

Родители в это время собирали виноград. Я незамеченным прошёл на кухню и залез в холодильник, потом загремел посудой…
- Дорогой, ты не видел, по-моему, сын вернулся…, - услышал я родной голос Мамы.
- Как вернулся, откуда? Ему ещё целую неделю в лагере находиться положено…
- Кажется, он только что проскочил… и на кухне кто-то гремит посудой…
Мои родители нашли меня сидящим на полу перед холодильником, жадно поглощающим его содержимое. Как всё-таки дома вкусно! Без лишних расспросов мать принялась меня кормить.
Отца поразил мой экзотический внешний вид. Действительно, я был похож на цыганёнка: загорелый, босиком, в трусах и в пионерском галстуке, который я натянул на голое тело, подчёркивая своё достоинство. Так я сбежал из лагеря, так я покинул ДОТ и приехал домой…

Весть о моём прибытии моментально облетела всех моих дворовых друзей. На ступеньках, во дворе, собрав всю свою ораву, я рассказывал о своих приключениях… и в это время, как бы в подтверждение моего невероятного рассказа, во двор заехала новенькая чёрная «Волга», в которой сидели незнакомые мне люди и с ними начальник моего пионерского лагеря...
Спросили: здесь ли живут мои родители, потом, увидев меня, они молча развернулись и уехали…

Отзыв:

 B  I  U  ><  ->  ol  ul  li  url  img 
инструкция по пользованию тегами
Вы не зашли в систему или время Вашей авторизации истекло.
Необходимо ввести ваши логин и пароль.
Пользователь: Пароль:
 

Проза: романы, повести, рассказы