- Семёныч, начальство убыло, - коротко сообщил по рации своему напарнику сидящий за мониторами пожилой охранник, которого коллеги звали по-простому Петровичем.
Не то чтобы эта информация была дюже важна для его коллеги, но это было изменение в жизни офиса, которое следовало знать работникам охраны.
- Иду, уже иду, - живо откликнулась стоящая перед мониторами рация.
Хотя никто совершенно не торопил «пост номер два», кем сейчас являлся Семёныч. У Петровича был в данное время «пост номер один», он сидел возле автоматических стеклянных створок раздвижной двери, сразу перед несколькими мониторами. Под рукой находилось так же несколько телефонов. Теперь оба охранника остались во всём здании одни, если, конечно, не считать уборщиц второй смены, работа которых только ещё началась. Но женщины работали пока на третьем этаже и, холл сейчас пустовал и пребывал в тишине. Лёгкий шум калориферов на входе, в тамбуре не мешал и, что самое главное, не действовал усыпляющее. Хотя, казалось бы, монотонность должна была воздействовать именно так.
Вскоре появился и Семёныч, торопливо что-то дожёвывая на ходу. Когда он подошёл ближе, то Петрович понял, его напарник ел копчёное сало. Одобрительно ухмыльнувшись, Петрович добродушно пробасил, не отрывая взгляда от монитора:
- Смотри, не подавись. Куда спешишь?
Но Семёныч на посту шуток не воспринимал и, сразу же принялся уточнять, перечисляя фамилии начальства, что ещё были в кабинетах, когда он пошёл перекусить. Удостоверившись, что все действительно ушли, этажи в данный момент лишь в распоряжении уборщиц, удовлетворённо стал рядом с барьером и тоже уставился в экраны мониторов. Территория вокруг здания была пуста, лишь по тротуарам мелькали редкие прохожие. Зато движение на дороге, которое тоже просматривалось с экранов, было необычно интенсивное.
Теперь оба молча наблюдали этот снующий поток машин. Неожиданно Семёныч вздохнул и, как бы о чём-то вспоминая, произнёс:
- А ведь я служил в военной автоинспекции.
- Да ну? – живо обернувшись к напарнику, воскликнул удивлённо Петрович.
Среди знакомых Петровича ещё не встречалось военных автоинспекторов, или, по крайней мере, тех, кто нёс службу в этих войсках.
- Ну, да, - довольный произведённым эффектом, с ухмылкой подтвердил «пост номер два», переставив в ответе всего лишь слова вопроса и даже не заметив этого.
- А чего же ты не в ГАИ работаешь? – вскричал, изумлённый открывшимся фактом биографии друга, Петрович, напрочь при этом забыв, что данная служба уже давно переименована в ГИБДД, да и по возрасту Семёныч никак не катит для работы в данной структуре.
- Да я ведь не водителем там был, а просто рядовым, - скромно улыбнувшись, пояснил нынешний пенсионер Семёныч, для которого скромность вообще-то была не свойственна.
- Что значит просто рядовым? – не скрывая своей бестолковости, переспросил его любопытный напарник.
Для Петровича служить в военной автоинспекции означало быть и водителем и разбирать, расследовать дорожные происшествия, касающиеся армии.
Семёныч, сразу же уяснив всю меру безграмотности в данном вопросе своего друга, терпеливо начал пояснять:
- Я просто находился в группе сопровождения всевозможных конвоев, колонн автомобилей.
- Это как? – живо отреагировал Петрович, поворачиваясь на своём вертящемся кресле всем корпусом к напарнику. Петрович никогда не делал даже малейших попыток скрывать степень своего незнания в каком-либо вопросе.
Точно так же и пенсионер Семёныч отличался терпеливостью и лояльностью по отношению к людям, и он вовсе не считал отсутствие знаний в чём-либо серьёзным недостатком. Поэтому продолжил терпеливо свою просветительскую деятельность:
- Если воинская часть куда-либо перебазируется, то мы, ВАИ значит, следуем вместе с колонной и перекрываем движение на всех перекрёстках маршрута.
- Вон чё! – вдумчиво произнёс Петрович.
- Ну да.
Семёныч уже не обращал внимания на мониторы, а отрешённо смотрел в потолок, на котором кроме ряда встроенных ламп ровно ничего не было. Впрочем, старый солдат и не пытался ничего разглядеть на потолке, он просто предался воспоминаниям.
- В тот день мы сопровождали полк связи на учения.
Тут Семёныч улыбнулся и уважительно произнёс:
- Знаешь, это весьма внушительная картина, колонны из специальных машин, все эти радиостанции, другие грузовики с аппаратурой. Идут ровно, держа дистанцию, в этом что-то есть, чувствуется некая мощь. Это как строем идти, запевая песню, когда ты чувствуешь себя единым целым со всем взводом или даже ротой. В такие моменты, наверное, нет ни солобонов, ни дедов, я думаю.
Столь лирическое отступление несколько смутило Петровича. Может быть, он не столь отчётливо помнил, как ходил строем в армии и пел строевые песни, может просто был удивлён столь поистине поэтическим сравнением, исходящим от такого мощного мужчины, чья рабочая ладонь была жёсткой и твёрдой, словно чугун. Недаром же Семёныч всю жизнь проработал токарем. И, вероятно для того, чтобы скрыть своё неуместное удивление, Петрович невнятно пробормотал,
- А вы значит…
А далее Петрович уже и не знал, что сказать. Однако Семёныч на косноязычие друга совершенно не обратил внимания. В данный момент он просто вспоминал то, о чём никогда никому не рассказывал. Не потому, что всплывший в памяти случай был для него совершенно незначим, но лишь потому, что считал его совсем неинтересным постороннему. Но сейчас, спустя несколько десятилетий, в этом пустом холле, под лёгкое гудение калориферов, Семёныч вдруг решил поделиться тем значимым для него воспоминанием. Хотя случай действительно был вовсе не героический. Ему не пришлось вести погоню, не пришлось открывать огонь на поражение. И теперь он так и сказал своему другу.
- Значит, что-то было такое, отчего ты запомнил это происшествие, - мягко нажал на своего напарника Петрович, уже несколько заинтригованный.
- Да как тебе сказать, - отвечал «пост номер два», вертя задумчиво сильно облысевшей головой.
Теперь Петрович не стал торопить события. Он молча сидел на своем вертящемся кресле, выпрямив спину и, терпеливо ждал продолжения.
Семёныч же, вероятно в виде предисловия, вдруг ударился в философствование и начал описывать общую ситуацию того времени. Не только у них в части, но, как ни странно, и в стране в целом.
- Тогда ещё ни Чечни, ни Афгана не было.
Петрович лишь согласно кивнул, понимая, что его напарник разумеет под отсутствием не сами географические регионы, а лишь отсутствие войн в данных районах. Хотя, как знал твёрдо наш грамотный охранник, поживший уже не мало, были и в то время горячие точки, о которых, может и не упоминалось в информационных бюллетенях, но это не означало их отсутствия. Поэтому Петрович мягко и возразил:
- И в то время уже был Вьетнам, где были наши советники, которые тоже принимали участие в боях. Была и Африка. А Куба, - разведя руки в стороны, подытожил своё краткое резюме Петрович, бросив беглый взгляд на мониторы, где по-прежнему светила фарами мчащаяся кавалькада автомобилей.
- Конечно, конечно, - не стал возражать его коллега, - только мы то ничего об этом в те годы не знали, не ведали. А здесь, в России, было относительно спокойно. Да чего там, относительно. Мне, например, слава Богу, ни разу не пришлось применять оружия.
Семёныч, как человек в годах, теперь был начисто лишён воинствующей романтики и, говоря о том, что ни разу не применил в армии оружия, был совершенно искренен в своей пацифистской радости.
- Так что же такое ты вспомнил, что столь крепко вошло в твою крупную бошку? – нетерпеливо спросил друга Петрович.
Ухмыльнувшись столь необычному комплименту относительно своей здоровой комплекции, Семёныч тут же нахмурился, словно ему было трудно подобрать слова родного языка.
- Да как тебе сказать, - Семёныч рассеянно побарабанил пальцами по полированной поверхности верха ограждения поста.
- Ты остановился на том, что в тот день вы сопровождали полк связи, который направлялся на учения. И тебя сильно впечатлила колонна военных грузовиков.
- Ну, да, да, - как бы очнувшись ото сна, пробубнил Семёныч и продолжил уже весьма связно, - мы обгоняли колону, ставили на перекрёстках по четыре бойца, блокировав дорогу по которой следовали машины полка и, после того, как проезжал последний грузовик, садились в свою машину сопровождения и мчались вперёд как можно быстрее, чтобы обогнав колону, поставить посты впереди.
- Хлопотно, - хмыкнул Петрович, откидываясь к спинке кресла.
- Да, - тут же согласился Семёныч, - но такие гонки для меня ещё в то время были не совсем привычны и я больше думал о том, как бы не простудиться, уши не простудить.
- Чего как бы, - опешил от неожиданности «пост номер один», критически оглядывая рослую фигуры напарника. Петрович знал, что его друг даже в морозы выходил покурить без головного убора. И слышать про боязнь простудить уши от такого мощного дяди, было несколько странно.
- Да, понимаешь, Петрович, у меня в детстве было воспаление среднего уха, вот мама постоянно и кутала потом меня, боялась, как бы снова не простыл. Поэтому я перенял от неё эти страхи и, как видишь, даже летом боялся, сидя в нашей открытой машине, что мне продует уши.
Петрович невольно хмыкнул от такого признания и непроизвольно поковырял мизинцем в правом ухе:
- Ты давай не отвлекайся про уши. У нас хотя и ночь впереди, но всё равно, - потребовал он от своего не слишком искусного рассказчика.
- Да, ты прав, - тут же охотно согласился его лысый друг и, пожевав губы, продолжил, - поставили нас с Бочарой на перекрёстке, на другой стороне встречное движение перекрывали Лёха Дубов с Мишкой Перловкой.
- Ты, давай, без Бочар и Перловок, - перебил не совсем тактично напарника Петрович, но тут же спросил, - А что же это за кликухи такие странные?
- Странные? Да нет, - улыбнулся Семёныч, - Бочара это от фамилии Бочаров.
- А Перловка, это от какой фамилии? - радуясь своей сообразительности, а также чувству здорового юмора, поинтересовался Петрович.
- Перловка не от фамилии, - вздохнув, пробасил коллега по службе. И, уловив недоумение на лице друга, пояснил, - Перловкой Мишку стали называть после того, как «старички» его застукали за тем, как он вычищает котёл от каши и жрёт остатки. Наш взвод тогда по кухне дежурил.
- И поэтому Мишку стали звать после того Перловкой? – спросил Петрович, и опять не угадал.
- Мишку стали называть Перловкой не потому, что застукали за выскребанием остатков каши, а потому, что старики его наказали очень уж своеобразно.
- Это как? – перебил товарища вновь любопытный Петрович.
- Да как? Собрали всю наличную в столовке кашу, набралось порций двадцать, я даже и не подозревал, что у нас столько может излишков оставаться, и заставили сожрать Мишаню всё это.
- Двадцать порций? – вскричал искренне поражённый услышанным, наш любопытный пенсионер. – Как же в него влезло?
- Не знаю,- с содроганием вспоминая выпученные глаза Мишки, когда тот давился кашей, пробубнил Семёныч, недовольный тем, что так некстати хорошие воспоминания перебили таким негативом.
Впрочем, этот случай с Мишкой всё равно бы пришлось вспомнить, так что даже хорошо, что читатель узнал об этом заранее.
Охранники некоторое время сидели молча, думая каждый о своём. Петрович старался представить, как это возможно, чтобы в человека влезло столько каши. Семёныч ни о чём в тот момент не думал, а просто с содроганием вспоминал, нахмурив свои густые брови, бедолагу Мишку, его покрасневшее от натуги лицо, выпученные от неимоверных усилий глаза в которых сквозили и ужас, и мольба о пощаде. Вспомнил даже крупные капли пота на мясистом носу тогдашнего солобона, которые капали в злосчастную кашу, но Мишка даже не замечал этого.
- Ворота что ли пойти закрыть? – стараясь отогнать ненужные воспоминания, пробурчал, наконец, Семёныч.
- Рано ещё, - возразил его друг, - Уборщицы то не ушли.
- Ах, да, - словно просыпаясь от тяжелого сна, произнёс Семёныч, для которого рассеянная забывчивость вовсе не являлась характерной чертой.
Друзья опять немного помолчали. Затем, Петрович, пытливо взглянув на напарника, тактично попросил:
- Так, может, всё же закончишь свой рассказ.
Семёныч облегчённо вздохнул, словно отрываясь от неприятного дела, и охотно согласился:
- Да, конечно. Тут вот что произошло. Бочара остановил «Москвичёнка» белого цвета. Других машин в тот ранний час на дороге и не было. Да в те времена частных машин вообще мало было, как ты сам знаешь. Ну и стоим мы так на дороге. Я разглядываю сквозь лобовое стекло попутчицу хозяина «Москвича». Сам понимаешь, на что в первую очередь солдат внимания обращает. А женщина молодая, чуть моложе водителя. В светлом платье, что-то такое голубенькое, весёлое. И вдруг вижу, что машина начала выруливать на встречную полосу и явно собирается объехать наш пост.
- Вот наглец! – с искренним возмущением воскликнул сочувственно слушатель, - И что же ты?
- Да я как-то инстинктивно автомат наизготовку взял. Как-то так машинально получилось.
- Ишь ты! – наполовину почтительно, наполовину удивлённо вскричал Петрович. И тут же спросил, - Неужто бы, стрелять начал?
Но Семёныч, весь во власти воспоминаний, не стал отвечать на вопрос. Он просто продолжил повествование:
- До сих пор не могу забыть испуганного лица пассажирки. Наверное, это жена была его, а может и подруга. Но бабонька побледнела как полотно, которое прошло хорошую стирку.
- А мужик то чего? – заинтересованно воскликнул Петрович.
- А водила аж оторопел от моего такого лёгкого движения оружием. Сразу по тормозам и вновь машину в ряд задним ходом поставил. А когда уже вновь на полосе движения оказался, то его женщина сразу за руку схватила. И не поймёшь, то ли от баранки отрывает своего мужика, то ли от страха, поплотней к нему прижаться намеревается.
Друзья опять немного помолчали. Слышно было, как уборщицы спускаются на второй этаж. Наконец Петрович спросил:
- Ну и чем дело кончилось?
- Да какое дело, - с лёгкой задумчивостью отвечал Семёныч, - подождали, пока колона пройдёт, сели в подошедшую машину и вместе с другими пошли на обгон колонны, к следующему перекрёстку.
- А те, в «Москвиче»? – понимая всю бессмысленность вопроса, всё же поинтересовался Петрович.
- А что те, тоже уехали, как зелёный на светофоре зажёгся.
Хы, - явно удовлетворённо от услышанного, произнёс Петрович, теребя себя за нос. А потом, быстро взглянув на друга, спросил, - И ты что же, стал бы стрелять в этого водилу, который тебя объехать собирался?
- Вот, вот, - оживлённо воскликнул Семёныч, об этом меня потом и пацаны спросили, когда им Бочара всё рассказал.
- И чего ты им ответил? – с интересом вглядываясь в крупные черты напарника, поинтересовался Петрович.
Семёныч, прежде чем ответить, глубоко вздохнул и пояснил:
- Разумеется, не стал, хотя по двигателю машины всадил бы очередь.
- Ишь, ты, - одобрительно хмыкнул напарник нашего решительного солдата и внимательно посмотрел на своего коллегу.
Охранники немного помолчали, а потом Семёныч задумчиво произнёс:
- Ты понимаешь, дело не в том, что я стал бы стрелять по машине, это как раз то, что и полагается делать по инструкции в данных случаях.
- А что тогда?
- Дело в том, что меня самого поразило, когда вспоминал ту ситуацию, как бы переживал её вновь, как я мгновенно отреагировал оружием. Словно всю жизнь только и делал, что на людей ствол направлял.
- Ну, ты же сам говоришь, что действовал по правилам.
- Я не оправдываюсь, я просто объясняю. Да и случай тот всю жизнь вспоминал с затаённой гордостью.
- Во как! – с удивлением воскликнул Петрович.
- Да, с гордостью. Но не только потому, что действовал верно.
- А почему же ещё? – удивился Петрович, развернувшись всем корпусом к рассказчику.
- Меня в данном случае изумляет та быстрота реакции, с которой отреагировал на ситуацию. Это ведь получилось чисто автоматически, рефлекторно.
- Ну, правильно, тебя же обучали действию с оружием.
- Вот, вот. Обучали. Но ведь совсем немного. А вот гляди ж ты, рефлекс успел выработаться.
- Ты же не обезьяна, у неё может и помедленнее выработался бы навык, - пошутил «пост номер один».
Но Семёныч шутку не поддержал и даже вероятно не понял её. С задумчивым видом философа он пояснил:
- Тут ведь я уважение не только к собственной «героической» персоне всю жизнь испытываю, но ведь и к армии, которая меня научила действовать столь решительно.
- Ну, правильно, - ещё не понимая, куда клонит его друг, охотно согласился Петрович.
- Правильно, то правильно, но ведь эта та армия, которая отбирает масло у солобонов типа Перловки, которого унижает. Да и сам я, если честно говорить, прошёл через подобное. Пусть не с кашей, так с другим.
- И всё-таки ты эту армию уважаешь и вспоминаешь с затаённой гордостью, так?
- Да, так. А вот почему так, это я уже не совсем понимаю. Пройти через унижения и как бы забыть о них, а помнить лишь вот такое светлое.
Некоторое время Петрович молча всматривался в лицо своего друга философа, а потом, легко поднявшись с кресла, сказал:
- Знаешь что, садись-ка ты сюда, а я пойду сделаю обход территории, да потом чайку глотну с карамельками.
Подойдя к автоматическим дверям, Петрович не оборачиваясь, услышал, что уборщицы спускаются в холл. Молча сойдя с крыльца, охранник не спеша пошёл вдоль здания в тихой задумчивости. Никаких обобщений из рассказа друга у него пока не возникло, осталась лишь лёгкая задумчивость. Хотя о чём он думал в данный момент, Петрович навряд ли бы и сам смог объяснить.