«Схватка» гениев
Схватка гениев
Давным-давно, еще при Н.С. Хрущеве, проживая в донбасском шахтерском поселке и будучи учеником 4-го класса, я разглядывал на перемене иллюстрации картин русских художников, вывешенные дирекцией с просветительской целью по стенам школы. При этом мое внимание привлекла непомерно высоко приколоченная к березе скворечня на знаменитом «Марте» И. Левитана. «Так высоко забраться, чтобы ее подвесить, никому не под силу, – подумал я.
– Да и ветка уж точно обломится…» Эти мысли я тут же доверительно поведал своей учительнице Людмиле Дмитриевне, благо она находилась в классе неподалеку.
Учительница отнеслась к моему сообщению весьма серьезно. Даже вышла вместе со мной в коридор, чтобы взглянуть на репродукцию.
Присмотревшись, сказала: «Да, действительно высоковато». И заулыбалась. А потом добавила: «Понимаешь, даже если это так, как ты говоришь, и это досадная неточность, то исправить ее уже нельзя. Художник, написавший эту картину, во-первых, умер еще в начале нашего века, а во-вторых, настолько знаменит, что говорить о его промахах не принято. Так что придется с этим примириться…»
«И что, никак-никак нельзя исправить?» – спросил я и чуть не расплакался.
«Никак-никак, дорогой», – сказала Людмила Дмитриевна…
Лет через пятнадцать, я был проездом в Москве и наткнулся на «Март» в Третьяковке. Вспомнился давний школьный эпизод, относящийся к этой картине. Он показался мне весьма комичным, и у меня возникло намерение облечь свои мысли о «неправильной» левитанской скворечне в стихотворную форму. Надо сказать, что в то время я сочинял много и с удовольствием, ощущая некую ртутную подвижность поэтического пера. Правда, девять десятых написанных тогда стихов не прошли проверки временем и беспощадно были уничтожены мною же в разные годы, причем некоторые – с чувством холодной брезгливости.
Но вернусь к стихотворению о скворечне.
Логика его написания была поначалу очень проста. Я размышлял так: «Кто бы мог указать художнику на ляп? Ну, конечно же не автор стихотворения, то есть не я. В этом меня в свое время убедила моя первая учительница. Тогда кто?.. Ба! Ведь это же Чехов. Они были в дружеских отношениях. А уж Антон Павлович ради красного словца не пожалел бы и отца».
И я написал такой стишок в четыре строфы.
Скворечня,
или Чехов в мастерской Левитана
Чехов:
– Этюды – просто чудо, Исаак!
Но вот о чем хочу спросить давно я –
зачем холсты замасливаешь так,
что никакая прачка не отмоет?
А крыл бы ткань ты красками бледней,
ее стирать труда б не доставляло,
и мог бы ты стократ творить на ней,
средств экономя денежных немало!
Еще… Я строг возможно, но прости –
в пейзаже «Март» напрасно ты скворечню
на самый верх березы примостил…
Тут налицо досадный ляп, конечно.
Какой смельчак способен влезть туда?
Ну, разве что циркач с надежной лонжей.
Оно понятно – мелочь, ерунда,
но мастеру халтурить так негоже...
Но что-то не давало мне покоя. Прорисовывалась какая-то символическая победа литературы над живописью, одного искусства над другим. «Не-е, – подумал я, – нужно матч в ничью заканчивать. Здесь требуется более или менее правдоподобный паритет остряков-дуэлянтов с умиротворяющим послевкусием».
Начал я Чехова интенсивно перечитывать, и надо же, мне повезло в моих поисках! Я имею в виду ранний рассказ «Смерть чиновника». Там человек умирает от страха. Не от инфаркта или инсульта, а… черт его знает, от чего он вообще у Чехова умирает. Создается такое впечатление, что лихо раскрутив начало, Чехов не смог придумать убедительной концовки. Даже последнее слово рассказа «помер», а не «умер», звучит как-то фальшиво. Да и что, в конце концов, этого экзекутора Червякова не устраивало в реакции статского генерала на его мольбы о прощении, как он его себе, это прощение, представлял в идеале, что было не так? Его уже многократно простили, а он все недоволен… Бред какой-то. Я бы закончил рассказ так: Червяков приходит домой навеселе – выпил водки на радостях. Жена спрашивает: «Ну, что Бризжалов? Простил?» Червяков отвечает: «Все прекраснейшим способом завершилось. Выругал меня генерал, как и положено. Благим матом изошел. Никакого зла на сердце не оставил, простил… Но в оперу, матушка – теперь ни ногой!..»
Короче говоря, сел я за стол и, серьезно поднатужившись, добавил еще четыре строфы к тем четырем, которые были написаны раньше. Стихотворение приобрело такой окончательный вид.
Скворечня,
или Чехов в мастерской Левитана
Чехов:
– Этюды – просто чудо, Исаак!
Но вот о чем хочу спросить давно я –
зачем холсты замасливаешь так,
что никакая прачка не отмоет?
А крыл бы ткань ты красками бледней,
ее стирать труда б не доставляло,
и мог бы ты стократ творить на ней,
средств экономя денежных немало!
Еще… Я строг возможно, но прости –
в пейзаже «Март» напрасно ты скворечню
на самый верх березы примостил…
Тут налицо досадный ляп, конечно.
Какой смельчак способен влезть туда?
Ну, разве что циркач с надежной лонжей.
Оно понятно – мелочь, ерунда,
но мастеру халтурить так негоже...
Левитан:
– Антон, ты критик честный и прямой.
Твои советы я ценю, не скрою.
Но допускаешь сам ты, милый мой,
оплошности постыдные порою.
Хотя бы «Смерть чиновника» возьмем.
Как сносит чушь подобную бумага?
Вполне здоровый человек в твоем
рассказе вдруг преставился… от страха!
Там даже на полушку правды нет.
Мораль искать не стоит и пытаться.
Признайся, сей сомнительный сюжет
ты беспардонно высосал из пальца.
Теперь мне ясно, что головотяп
издатель твой журнальный, не иначе…
Насчет скворечни прав. Обидный ляп.
Спешил закончить вид и напортачил.
Таким образом, как мне кажется, вышла полновесная ничья в этой шуточной схватке гениев.
2014 г. (ред. 2019 г.)
