«А вы кто, извините?»

В конце 90-х экономика страны сильно пробуксовывала, многие теряли работу, бедность вступала в права. Но жизнь текла своим никогда не пересыхающим руслом, и вследствие многолетней привычки у нас с женой, слава богу, был на уме не только хлеб насущный, но и хлеб духовный. Мы старались посещать как можно больше разных спектаклей, представлений, концертов. И действительно, это отвлекало от мрачных мыслей о будущем, позволяло не впасть в отчаяние.
Так вот, купил я в кассе филармонии два билета на концерт Харьковского симфонического оркестра по смехотворной цене – 2 гривни за каждый. Впрочем, и заработная плата моя в те годы была смехотворной.
По дороге на концерт говорю жене: «Вот видишь, все-таки исполняют у нас классику, и это приятно сознавать. Не впали мы в дикость окончательно… А то я в музыкальном магазине недавно поинтересовался у продавца – парня лет двадцати – есть ли в продаже электронные диски с Моцартом, Бетховеном, Григом». А он мне ответил: «Нет, такого старья у нас нет». «Да, – отреагировала жена, – тэмпора еще те…»
Пришли мы минут за пятнадцать до начала и были удивлены безлюдностью. Ходим по фойе, а никого кроме нас и нет. Зашли в буфет, взяли по пирожку с повидлом. Хорошие оказались пирожки – горячие и дешевые. Посмотрел на часы – остается пять минут до начала. «Пойдем в зал, – говорю. – Пора». Жена говорит: «Что-то тут не то… Ну, у музыкантов вход служебный, а публика где?» «И действительно, – думаю, – где же люди? Может, я напутал что-то с билетами?»
Вошли в зал, сели на свои места. А я размышляю: «Даже билеты никто не проверил. Наверное, всех контролерш уволили». Внимательно присмотрелся – есть все-таки в зале публика: две женщины пенсионного возраста, кормящая мать с ребенком на руках и парень с девушкой, скорее всего студенты. Короче говоря, если и ребенка в учет брать, восемь человек получается вместе с нами.
Тут свет в зале потух. Занавес открылся. Я присмотрелся – все стандартно, как положено. Стулья расставлены, инструменты разложены – скрипки слева, виолончели справа, посредине рояль. Софиты заливают своим светом огромную сцену. Красота!
Вышел конферансье, пророкотал: «Представляем вашему вниманию Харьковский симфонический оркестр!»
И тут на сцену стали выходить музыканты. Мужчины были все во фраках, женщины в черных платьях с какими-то немыслимыми оборками, рюшами. Я резко ощутил гротескность происходящего действа – сотня «буржуа» собралась здесь, сегодня чтобы ублажить слух восьми оборванцев. Эта мысль особо рельефно прорисовалась в сознании, когда все они с иголочки одетые, утонченные, наделенные Богом талантами, выстроились по правилам, веками отполированным, и стали вглядываться в зал. О чем эти несчастные думали в эти минуты? Какое унижение испытывали, уж не знаю? Но отыграли они 5-й концерт Бетховена безупречно. Может, и стоило им не стараться слишком, но ведь их учили играть хорошо. Разве они могли сыграть плохо? Разве могли они бросить играть хотя бы на время, на год-два? Нет. Мастерство без тренинга глохнет.
Конечно все мы, семь человек – младенец еще не был способен аплодировать – попытались организовать что-то вроде овации, но в огромном зале филармонии наши хлопки растворились, как сахар в чае.
И вот, что любопытно – эта история имела несколько курьезное продолжение.
Лет через пять-шесть после описанного случая в книжном магазине кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Седовласый, благообразный мужчина, пристально всматривавшийся в мое лицо, не был мне знаком. Он сказал:
– Вы ведь тот, кто пришел к нам на концерт в девяносто восьмом году в филармонии? – Я за вами в буфете в очереди за пирожками стоял после концерта. Тогда публики было совсем немного.
– Да вы правы, – сказал я осторожно, – мы с женой тогда огромное удовольствие получили. А вы кто, извините?
– А я партию на рояле исполнял.
– Да что вы! Ну, очень, очень рад.

1998 г. (ред. 2019 г.)