Приятный бонус

Я уже неделю пребывал в командировке на вагоностроительном заводе в Кременчуге. Днем консультировал заводских очистников промстоков, работавших на нашей установке, а вечерами ходил по злачным местам. Впрочем, злачными назвать их, наверное, нельзя, и выпить пару коктейлей в каком-нибудь новом баре вовсе и не большой грех.
Так вот, зашел я вечером в бар на улице, кажется, Чкалова. За стойкой – молодая красавица. Стройная, черноокая… Я «Кровавую Мэри» заказал и тут же выпил, чуть ли не залпом. Взял еще сто пятьдесят грамм трехзвездочного коньяка и чашку кофе, сел за столик напротив стойки, вытащил из бокового кармана пиджака томик Бодлера – культурно отдыхаю…
– Вы явно издалека. У нас обычно не читают…
Я поднял глаза. Ба! Та самая барменша уже передо мной стоит, улыбается. Ну, меня два раза приглашать на белый танец не нужно:
– Из Харькова… «С еврейкой бешеной простертый на постели, Как подле трупа труп, я в душной темноте Проснулся и к твоей печальной красоте От этой – купленной – желанья полетели…», – продекламировал я по памяти. – Любите поэзию?
– Да, обожаю. И сама немного сочиняю. Вот хочу вам показать, на ваш суд вынести, так сказать. Мне интересно, стоят мои стихи того, чтобы их куда-то посылать. Ну, в журнал какой-нибудь…
Я ею прямо залюбовался. Мало того, что красавица писаная, так еще и стихи кропает. Говорю:
– С удовольствием гляну. У меня времени полно, и я никуда не спешу.
Она метнулась к прилавку, подхватила своими длинными изящными пальцами тоненькую тетрадку в красной обложке и присела на стул за моим столиком.
– Вот, – говорит, – если вас не затруднит, гляньте. – Меня Наташей зовут. А вас?
Я представился и открыл тетрадку. Она вся с первой до последней страницы была исписана стихами. Почерк мне показался несколько детским, но первое же стихотворение поразило глубиной мысли и красотой языка:

КРИК

Изнемогаю от усталости,
Душа изранена, в крови...
Ужели нет над нами жалости,
Ужель над нами нет любви?

Мы исполняем волю строгую,
Как тени, тихо, без следа,
Неумолимою дорогою
Идем – неведомо куда.

И ноша жизни, ноша крестная.
Чем далее, тем тяжелей...
И ждет кончина неизвестная
У вечно запертых дверей.

Без ропота, без удивления
Мы делаем, что хочет Бог.
Он создал нас без вдохновения
И полюбить, создав, не мог.

Мы падаем, толпа бессильная,
Бессильно веря в чудеса,
А сверху, как плита могильная,
Слепые давят небеса.

«Стоп, стоп, – думаю, – что-то уж очень это знакомое. – Да, я эти две последние строчки помню… Точно. Гиппиус. Зинаида Гиппиус. Зачем эта Наташа мне концерт устраивает. Подшутить хочет или как?»
Пока я об этом напряженно размышлял, какой-то парень приличных, надо сказать, габаритов, розовощекий, коротко стриженный, сидящий в одиночестве за соседним столиком, с Наташей разговор затеял.
– Натаха, – говорит, – ну, чего ты к людям цепляешься со своими стишками? Глупости это все, туфта самопальная.
– Сережа, – отвечает ему Наташа, – я прошу тебя, помолчи, дай со специалистом поговорить.
Тут уже и меня кураж какой-то охватил. Думаю, подыграю девчонке.
Говорю громко, чтобы этот увалень услышал:
– Наташа, пронзительно и, безусловно, талантливо! Я просто поражен! Вам нужно печататься непременно. Я вам помогу. Приезжайте ко мне в Харьков. Вместе пойдем в редакцию журнала «Новый мир». Там главный редактор мой хороший друг. Фамилия его Твардовский. А зовут, как и меня, Александром. Не слыхали? Кстати, у Эдварда Мунка есть стихотворение с таким же названием. Читали? Я вам сейчас свой адресок напишу.
Достал шариковую ручку из бокового кармана пиджака и крупными буквами написал на первой странице тетрадки в самом верху: ЗИНАИДА ГИППИУС.
Наташа, увидев эту надпись, вся краской залилась. Поняла, что я ее раскусил. Сидит и не дышит. А в это время ее дружок Серега опять проявляется:
– Натаха, не слушай ты его. Он на твою красоту зарится. Я же по его глазам масляным вижу, что он на тебя запал. Наобещает с три короба, только чтобы переспать.
– Не вмешивайся, Сережа, – говорит ему Наташа резко. – Я тебе не жена. С кем хочу, с тем и сплю. Или ты таки жениться надумал, а?
– А вот и надумал! Как раз тебе сегодня хотел предложение сделать!
– Так делай!
– А я и делаю!
Тут Наташа своими потрясающей красоты пальцами вытаскивает незаметно для Сережи, но очень даже заметно для меня, из карманчика рабочего жакета купюру в сто рублей и ловким движением вставляет ее в верхний карман моего пиджака.
Потом говорит мне тихо-тихо:
– Слушай, сваливай! Прошу тебя, просто тихонько уйди.
Я, конечно, с минуту сижу ошарашенный таким поворотом событий. Потом ко мне приходит понимание сложившейся ситуации. Я вскидываю руку, делаю вид, что смотрю на часы и говорю громко и внятно:
– Боже, а ведь я опаздываю. Извините, Наташа, мне нужно срочно уходить.
Поднимаюсь и чуть ли не бегом покидаю кафе. Неплановый стольник, честно заработанный, уж точно не помешает бедному младшему научному сотруднику!

1973 г. (ред. 2019 г.)