Глава 41

Авиаторов разбудил шум самолёта. Над пятиметровым островком среди болота, где они залегли под деревьями, на высоте 50 метров пролетел трёхмоторный Ju-52, набрал высоту до семидесяти метров, тяжело перевалился с крыла на крыло и снова пролетел над островком, снизившись до пятидесяти метров. Так он кружил минут сорок. А когда он наконец улетел и в заболоченном лесу стало тихо, лётчики встали на ноги и, стараясь не шуметь, продолжили путь на восток. Уже темнело, когда они достигли опушки леса. Поблизости на большой поляне стояла одинокая избушка с подворьем. Делать было нечего. Идти через болота ночью, не зная дороги, было и опасно, и неэффективно. Оставаться на болотах – тоже. Достав пистолеты, авиаторы направились к избушке. В избушке они застали девушку и старика. Девушка говорила только по-польски, зато старик знал достаточно русских слов, чтобы объяснить пилотам, как можно пройти через болото к хутору, от которого до Западной Двины было рукой подать. Немцев, по словам старика, на хуторе не было, зато там накануне наверняка побывали полицаи, расспрашивая о трёх лётчиках. Побывали они и в одинокой избушке. Немцы, не желая зря рисковать, возложили поиски на полицаев, пообещав им за головы лётчиков крупное вознаграждение. Поблагодарив старика, лётчики поспешили продолжить путь. Тропинку, указанную стариком, они в темноте потеряли, дальше снова шли по компасу. Проплутав почти до самого утра, они наконец вышли к хутору. Здесь лётчиков накормили и дали им проводника, который отвёл их к берегу Западной Двины. Днём авиаторы отдохнули, лёжа под деревьями, набрались сил, а с приходом сумерек связали плот и переплыли на нём реку. Не задерживаясь, они двинулись дальше на восток к линии фронта, отмеченной карандашом на карте в планшете у штурмана. За десять суток они прошли двести километров. Шли тёмными ночами через заболоченный лес, спали в заброшенных сараях и в стогах сена за околицами деревень. Была уже середина октября. Холодные дожди сменились заморозками. Холод и голод заставили измождённых путников рисковать и всё чаще заходить в деревни в поисках пищи и тёплого ночлега. В одной из деревень они встретили отряд из восьми окруженцев, ещё более измождённых и оборванных, чем пилоты, зато вооружённых винтовками и трофейными карабинами. Командовавший отрядом лейтенант-артиллерист рассказал, что отряд выбирается на восток уже четвёртый месяц из-под самого Минска, не имея карты местности. Объединившись, дальше пошли вместе. На второй день пути пошёл снег. Обозначенная на карте штурмана линия фронта осталась позади, однако теперь фронта здесь уже не было, остались лишь следы боёв – окопы, заброшенные блиндажи, чёрные коробки сгоревших танков, исковерканные и смятые гусеницами орудия со вздёрнутыми к пасмурному небу стволами, разбросанные снаряды, патроны и винтовки. Отдохнув в пустых блиндажах, окруженцы пошли дальше на восток. Несколько раз в маленьких деревнях они натыкались на немецкие патрули, нападали на них и, взяв трофеи, быстро уходили дальше. Так продолжалось до конца октября, когда отряд напоролся в темноте на хорошо замаскированное охранение крупного немецкого подразделения. Немцы подняли тревогу и открыли огонь из пулемётов и миномётов. Пытаясь уйти от погони через густой кустарник, отряд забрёл в болото. Здесь, на болоте, их и окружили. Все попытки выйти из болота заканчивались одинаково – короткой пулемётной очередью. Немцы не рисковали, зная, что беглецам долго не продержаться на болоте, оставаясь по колено в ледяной воде. Силы окруженцев быстро таяли. Посоветовавшись, решились на отчаянный шаг – двинуться в самую топь и попытаться перейти трясину по кочкам. Вооружившись длинными шестами, словно канатоходцы, они двинулись к центру трясины по кочкам и мхам. За сутки им удалось пройти всего пять километров. От холода, голода и бессонницы все в отряде обессилели до предела.