В детстве одна девочка предложила мне поцеловать её. Наверное, это была любовь - не помню. Взамен Оленька предложила мне счастье и кулончик на цепочке - маленький самолётик из настоящего детского золота. Оленьке было четыре с половиной, а мне недавно стукнуло пять. Я был в её глазах серьёзным, опытным мужчиной - настоящим мужчиной её мечты... Девочка обманула меня. Когда я честно поцеловал её в тёплые губки, та самодовольно улыбнулась и решительно заявила, что отныне это и есть моё счастье, а самолётик оставила себе: «В память о нашей любви»! Я пробовал было силой отнять у неё безделушку, но девочка громко заревела и назвала меня дураком. Я тоже заплакал. Разняла нас нянечка. Помню, Оленьку она погладила по головке, а мне отвесила шлепка и пригрозила, что выставит на подоконник без трусов, если я когда-нибудь ещё стану приставать к девочкам. Таков был мой первый урок любви. Позже я любил ещё многих девочек, и всё равно в дураках неизменно оставался я - бесконечно счастливый, но... без Золотого Самолётика. Так оно и продолжалось - из разу в раз, со скучным постоянством. И несправедливость эта, в конце концов, превратилось в настоящее наваждение. Женщины удивительно легко дарили восхитительные вещи: себя, детишек, бритвенные комплекты. А одна оригиналка умудрилась преподнести мне даже триппер! Но, как только я заводил речь о Золотом Самолётике, они почему-то скучнели и терялись. Некоторые начинали неубедительно плакать, по видимости, для приличия, другие - выставляли мой чемодан на лестницу. А то как же?! Ведь они же доверили мне всё - свою молодость, красоту, нервы, наконец! Они ведь дали мне самое главное - счастье! А тут... я со своим дурацким самолётиком... Тогда я устал от этой суеты и умер - сердце моё лопнуло из-за переполнявшего его безграничного счастья. Меня положили в новёхонький гроб, уронив головою на батистовую подушку и понесли к свежевырытой могиле - прощаться. За гробом следовал печальный, благоухающий духами караван. Дамы принесли мне свои последние подарки: кто трогательный букетик, кто толику, стекающих с глаз на осеннюю бурую глину. Дамы молча подходили ко мне и по очереди целовали в застывшие, припудренные тальком губы. Подходили на миг, целовали и отходили прочь - навеки… Внезапно, одна из них склонилась надо мной и тихо прошептала, горько улыбнувшись: «Прости!» Холодную грудь мою пронзило вдруг удивительное тепло… Волшебное тепло, исходящее от маленького самолётика из настоящего детского золота... Лучше поздно, чем никогда… Душа моя освободилась и удовлетворённая полетела ввысь...
|