Это более или менее романтическое знакомство состоялось … в Средиземном море. Причём, в сАмом буквальном смысле.
Программист Саша Левенштейн позагорал на хайфском пляже и пошёл купаться. Поплавав вволю разными стилями, молодой человек притомился и встал на ноги. Посмотрев на пляж, он вспомнил строки Вадима Шефнера из "Лачуги должника":
"Где глубина всего по грудь
И очень близок берег,
Там тоже может утонуть
Тот, кто в себя не верит!"
Вдруг прямо перед ним из воды вынырнула голова черноволосой "русалки"! Впрочем, вынырнула не целиком – подбородок наполовину остался в воде.
- Женат? – без обиняков спросила по-русски девушка.
- Вроде, нет! – опешил Саша.
- Тогда – привет! Ты кто?
- Программист.
- Ни фига себе имечко!
- Это профессия. А зовут Сашей.
- Ну и пущай зовут! У меня будешь Шуриком.
"Девочка без комплексов! – подумал "новоиспечённый Шурик". – Как Лолита!"
- А тебя как зовут? – спросил он.
- Ой, я такая загадочная, разнообразная! Сегодня буду, … ну, например, … как Юля!
- Ты, наверно, клоуном работаешь?
- Не-е, клоуном я бесплатно! – на полном серьёзе (!) ответила не русая (да и не русская!) "русалка". – А работаю … В общем, моя придурочная на всю голову сеструха говорит, что я на работе обслуживаю монополистов! … Не-е, я пока не шлюха. Просто "мильцарю" в "хашмалевском" ресторане.
Саша подумал, что правильнее говорить "придурочная" или "стукнутая на всю голову", хотя и то, и другое, скорее всего, относится к его собеседнице, а к не её сестре! Разумеется, он знал, что слово "мильцарИт" (не глагол, а существительное) в переводе с иврита означает "официантка", а компания "Хеврат а-хашмаль" ("Электрическая компания"), в ресторане которой работает Юля, является (к сожалению для Израиля) монополистом в своей сфере. Из того, что девушка "пока не шлюха", следовало, что Юля обслуживала монополистов исключительно как официантка. Её хрипловатый наглый голос был завораживающего тембра. Несмотря на встречающиеся в разговоре смешные выражения (явно от кого-то услышанные или произнесённые не подумав) у Юли начисто отсутствовало чувство юмора. Но при этом она была так смешна, что Саша не мог сдержать непроизвольной улыбки. Правда, у сей "русалки" не было, как говорится, "ни рожи, ни кожи" (и чешуи – тоже!), но Саша ценил смешных девиц больше, чем красивых!
- Вообще-то, мне выходить, - проговорил он, но сообразив, что здесь не автобус, добавил, - из моря.
- Классно! – обрадовалась собеседница, - А то вода в рот лезет!
Они вышли на берег, и Саша пошёл к оставленным вещам. Юля – следом. Отсюда нетрудно догадаться, что заместо рыбьего хвоста у сей "русалки" имелись ноги, очень, кстати, ничего! Да и фигурка была ладная – стройная, но не скелет!
Молодые люди подошли к одежде кавалера. Свободных мест рядом не было, что не явилось преградой для незакомплексованной девицы. Вскоре она явилась со своей одеждой и обратилась к лежащему рядом с Сашей красавцу лет тридцати (и даже по аналогии с Гагариным "махнула рукой"):
- А ну, брысь отсюда!
Тот поспешно отодвинулся на максимально возможное расстояние. Саша тоже подвинулся, и в образовавшуюся брешь вклинилась Юля. Затем открыла рот и (как подумал Левенштейн) "понесла ахинею". Последнее словосочетание напомнило молодому человеку два его же афоризма. В первом героиня рассказывает о встрече с будущем мужем, спасшим ей жизнь: "Сперва понесла моя лошадь, а потом – я!" Во втором афоризме говорилось, что "Ахинея – это реакция наполеоновского маршала на пожар Москвы." Мишель Ней (а вовсе не Михаил Кутузов!) был прозван Наполеоном "Мишель, князь московский"… Бессмысленная трепотня глупенькой "обаяшки" напомнила Саше рассказ уже упомянутого Шефнера "Фиалка Молчаливая". В нём говорится, что скромный и любящий тишину мужчина встречает немую девушку и сразу предлагает ей руку и сердце... Но после неожиданной встряски в самолёте, она вновь обретает дар речи. И все нерастраченные словесные запасы обрушивает на окружающих. Как Юля, которой наверняка не дают достаточно трепаться на работе!
Не переставая "щебетать", болтушка достала пелефон (израильский мобильник, не связанный с великим бразильским футболистом), потыкала кнопки и воскликнула:
- Уау! Опаздываю!
И она к удивлению обоих мужчин стала одеваться со скоростью новобранца после команды "Сорок пять секунд на подъём!". Попутно крикнула:
- Шурик, бумагу!
- Туалетную? – не понял Саша.
Юля состроила недовольную гримасу. Затем закончила приготовления к "эвакуации", подбежала к недавно согнанному со своего места парню, вырвала у него из рук газету "Маарив" и, вытащив из сумочки ручку, стала что-то писать. Написав, оторвала кусок газеты, вручила Саше, а остальную часть бросила порядком обалдевшему читателю. В заключении послала Левенштейну воздушный поцелуй и побежала так, что аж пятки сверкали (так как босоножки держала в руке).
Саша прочитал надпись на обрывке газеты: "0544951927 Юля". Затем улыбнулся и подумал: "Ураган по имени Юлия"!
Молодой человек вспомнил недавнее общение с этой милой наглой своеобразной "очаровашкой", её незабываемый тембр голоса … А затем ту чушь, что она несла этим голосом! И решил, что Юле подошло бы название рассказа Короленко "Без языка"! Но пока она всё-таки с языком …
Левенштейн обратился к владельцу ивритской газеты на соответствующем языке:
- Извини, у тебя есть спички или зажигалка?
Парень протянул зажигалку. Саша сжёг кусок газеты и вернул обалдевшему (очередной раз!) собеседнику зажигалку.
- Ты чего?! – воскликнул тот.
- Ой! Прости! – смутился Саша. – Забыл, что это кусок твоЕй газеты … был!
- Да я не о том. Она ведь там что-то написала.
- Ну да. Номер телефона и своё имя. Но я решил, что подобное счастье не для меня. Вот и сжёг.
- А что за имя?
- Юля.
- Какое красивое! … А что за номер телефона?
- Я и не пытался запомнить. Кстати, Наполеон Третий, если хотел что-либо запечатлеть в памяти, поступал, как я - писал это на бумажке, а бумажку сжигал.
- Интересный способ запоминать телефоны!
Левенштейн не упустил случая пощеголять эрудицией:
- Император не дожил до телефонов. Умер в 1873 году, а в 1876 году Александр Белл получил патент на телефон.
- Ого! – воскликнул израильтянин. – А она такая же умная?
- Была бы такая же, не сжигал бы газету!
- А я не терплю умных баб! Юля мне в самый раз! Правда, говорливая шибко, ну так они все такие! И я, к счастью, по-вашему не понимаю, а она, надеюсь, на иврите так трепаться не сможет… Вот только как её найти?
- Приходи в следующий шабат (так в ивритском оригинале называется суббота) на это же место в тот же час.
- А если не придёт или придёт, но в другое время?
- Тогда есть ещё "зацепка"! – вспомнил Саша. – Она работает официанткой в "хашмалевском" ресторане!
- Странно! Я тоже там работаю, … то есть питаюсь. Но такой очаровательной официантки не припомню.
- Ты, наверно, - предположил Саша, - работаешь в главном корпусе у въезда в Хайфу?
- Где ж ещё?!
- А Юля, думаю, работает в одном из филиалов!

Вскоре Саша вернулся домой … к своим хайфским дяде и тёте. Ещё через три часа он был у себя дома – в Тель-Авиве.

Прошло ещё три недели, и Саша явился в тель-авивский "матнас" (ивритская аббревиатура, означающая "дворец культуры") под названием "Бейт Дани" (то есть дом какого-то Дани). Там состоялся ежемесячный турнир по "Что? Где? Когда?". Понятно, что на "великом и могучем" языке.
За полчаса до турнира к Левенштейну вдруг подошла … знакомая по Хайфе брюнетка:
- Здравствуйте, у Вас в команде есть свободное место?
Тот же тембр голоса, но лишённый привычной наглости.
- Юля, мы, вроде, на "ты"!
- Не возражаю … против последнего! – мило улыбнулась девушка и протянула свой "теудат зеут".
Саша открыл израильскую "серокожую паспортину" и прочитал на иврите: "Фамилия – Лившиц, имя – Майя, имя отца – Михаэль".
"Лившиц и Левенштейн! – подумал он. – Почти как Лившиц и Левенбук из "Радионяни"!"
Вслух же усмехнулся:
- Майя Михайловна?! Как … сама знаешь, кто!
- Танцевать не проси! Как Плисецкая – не смогу, а хуже – не хочу!
- Даже если станцуешь, с местом у нас напряжёнка! Хотя … дам тебе один шанс.
И Саша, как капитан команды, обратился к самому слабому игроку:
- Задай Майе какой-нибудь вопрос. Не ответит – остаёшься в команде, ответит – сам виноват!
Тот подумал и спросил:
- Какой бульвар Тель-Авива назван в честь французского барона?
Девушка несколько секунд подумала и с серьёзным (как и в Хайфе) видом ответила:
- Бульвар Хен … де Хох.
От ХОХота Саша чуть ни сполз со стула. Остальные чуть позже тоже рассмеялись. Они, конечно, знали, что "хенде хох" в дословном переводе с немецкого – "руки вверх!". То, что приставка "де" характерна для знатных французских фамилий тоже не было секретом. Но лишь Саша понял "второе дно" майиного ответа – в Тель-Авиве, действительно, существует бульвар Хен, названный в честь небезызвестного поэта Хаима Нахмана по фамилии Бялик.
Тут кандидат на выбывание воскликнул:
- Про "Гитлер – капут!" … или как там … - это смешно, зато неверно. Правильный ответ …
- Про перекрёсток "двух Эдиков" я тоже знаю!
- Каких ещё "Эдиков"?!
Саша не удержался от возможности "распушить хвост" перед интеллектуалкой:
- Загаданный французский барон Эдмон де Ротшильд и британский фельдмаршал Эдмунд Алленби. Рядом с перекрёстком соответствующих бульвара и улицы находится дом мэра, а попутно и Меира … Дизенгофа, в котором 14 мая 1948 года было провозглашено государство Израиль.
Майя с радостью приняла "эстафету пижонства":
- Это произошло ровно через 12 лет после того, как скончался уже упомянутый виконт Эдмунд ГЕнри ХИнмен Алленби, живший в те же годы, что и упомянутый первый мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф.
- А что за годы? – поинтересовался один из членов команды.
- Умерли они в 1936 году, - произнёс Левенштейн, отнявший в уме от 1948 число 12.
- А родились в год отмены крепостного права, - добавила Майя. – Оба прожили полных 75 лет.
- Да-а… Пожалуй, без меня! – проговорил "знаток бульвара Ротшильда".
Соревнование было увлекательным. Майя немного хуже Саши знала историю, зато превосходила его в знании музыки. Остальные члены команды были в основном "для мебели". Когда подвели итоги, оказалось, что команда заняла третье место.
Наконец, молодые люди вышли на улицу.
- Далеко живёшь? – спросил кавалер.
- Бат-Ям.
Игра проходила днём в субботу. Общественный транспорт ещё не ходил, а маршрутные такси хоть и ходили, но не в Бат-Ям. В будние дни Тель-Авив с упомянутым пригородом связывают многочисленные автобусные маршруты, а по субботам надо отдыхать дома.
- Проблема? – усмехнулся Саша.
- Во время полуторачасовой прогулки по свежему воздуху я подумаю над решением этой проблемы.
- А если на автомобиле?
- С незнакомыми не езжу.
- Но мы худо-бедно, но всё-таки знакомы, - вновь усмехнулся Левенштейн и, подойдя к ближайшему автомобилю Юндай-Элантра, гостеприимно распахнул дверцу.
- Не обижать же отказом боевого товарища! – намекнула девушка на завершившееся интеллектуальное сражение.
На собеседника снизошло вдохновение, и он пропел на мотив песни про бескозырку:
- Верно, Майя! Ты подруга моя боевая!
- Будем считать, что намёк на стриптиз я не поняла, - с серьёзным (как обычно) видом произнесла девушка.
- Я, честно говоря, тоже!
И тут Майя пропела своим завораживающим голосом без малейшей фальши:
- Бескозырка, ты подруга моя боевая!
И в решительный час, и в решительный день
Я тебя, … ЛИШЬ … тебя надеваю,
Как носили герои – чуть-чуть набекрень!
Слово "лишь" самодеятельная певица выделила не только двумя паузами, но и голосом. Восторженный слушатель очередной раз расхохотался:
- Оценил не только твой юмор, но и застенчивость.
- Это когда не у всех на виду, а за стенкой? – невинно поинтересовалась девушка.
(Придя домой, Саша набрал в Гугле "застенчивость, за стенкой". Там было много шуток на сей счёт, но майин намёк на секс за стенкой так и не прозвучал.)
- Похоже, мы оба больны юмореей! – усмехнулся Левенштейн.
- Всё лучше, чем логореей!
Следует пояснить, что юморея – недержание юмора, а логорея – недержание речи. Услышав про последнюю, Саша вспомнил "пляжную" Юлю и мысленно согласился с Майей.
- Пожалуй, - добавил он, - у нас обоих редкое осложнение юмореи – недержание собственного юмора.
- Не стыжусь признаться, что иногда заимствовала чужой юмор, но …
- Я тоже этим не брезговал и тоже всегда указывал первоисточник!
Майя первая прервала игру под условным крыловским названием "Кукушка и петух":
- И сколько с меня за дорогу в оба конца?
- Почему в оба?! Меня иногда называют Аликом, но я не "альфонс"!
- Если ты тоже из Бат-Яма, тогда – в один конец.
- Тель-авивский я, но с тебя – ноль!
- Это слишком дорого!
- Отнюдь! Ты ведь уже заплатила!
- Что-то с памятью моей стало! … Или ты имеешь в виду мои ответы?
- В частности, твои три ответа на музыкальные вопросы. Я бы на них в жизни не ответил. Наша команда никогда не поднималась выше пятого места, а благодаря тебе мы "вскарабкались на пьедестал"!
В ответ Майя … села в автомобиль.
- Какая улица? – поинтересовался водитель. Он бы задал этот вопрос позже, но не мог, так как от ответа зависел маршрут: через Яфо или через Холон.
- Можно сказать, "Зихрон Зоя".
В мозгу Левенштейна пронеслось: "Улица памяти Зои. Ясно, что Космодемьянская, не Фёдорова же! Партизанку повесили в конце ноября … Есть!"
- И какой дом по "Каф-Тэт БеновЕмбер"? – поинтересовался он.
(Улица "29 ноября" была так названа потому, что 29 ноября 1947 года, ровно через шесть лет после казни Зои Космодемьянской Организация Объединённых Наций приняла план по разделу Палестины, согласно которому через полгода в уже упомянутую дату было провозглашено государство Израиль.)
- Угол с "Анна Франк", - эрудитка улыбнулась догадливости водителя.
"Ещё одна жертва нацизма!" – подумал Саша про немецко-голландскую девочку, погибшую в концлагере и прославившуюся аккуратным ведением дневника.
Пока автомобиль ехал по Тель-Авиву и Холону, оба не произнесли ни звука. Саша подумал, что "пляжная" Юля, на которую так похожа Майя, на такой подвиг была бы не способна. Ещё он вспомнил афоризм 17-го века Франсуа де ЛарошфукО: "Когда нечего сказать, ничего не говори" и подумал, что куда удачнее был бы другой перевод: "Когда нечего сказать, нечего говорить!"
При въезде в Бат-Ям водитель протянул пассажирке свой пелефон и очередной раз продемонстрировал наличие если не голоса, то слуха – пропел на музыку Владимира Мигули чуть изменённые стихи нынешнего иерусалимца Виктора Гина:
- Поговори с собою, Майя,
О чём-нибудь поговори!
Девушка, с трудом скрыв улыбку, набрала свой номер и протянула аппарат владельцу. Из её сумочки раздался ожидаемый звонок. Майя достала свой пелефон, включила и произнесла:
- Надеюсь, будешь использовать мой "отсветившийся" у себя номер исключительно для обсуждения интеллектуальных вопросов.
- В том числе – для назначения места и времени встреч для подобного обсуждения.
- Если как сегодня, то не страшно, - ответила Майя, - но если "тет-а-тет", то интеллектуальная беседа может привести к рождению интеллектуального ребёнка!
Левенштейн рассмеялся:
- Это куда лучше, чем пьяная беседа, приводящая к рождению дебила! … А если серьёзно, то обещаю до свадьбы никаких "приятных неожиданностей"!
Юндай остановился на требуемом углу бат-ямских улиц "Каф-Тет Беновембер" и "Анна Франк". Девушка "отключилась" (не потеряла сознание, а отключила пелефон, который вернула в сумочку) и проговорила:
- Если бы дело дошло до упомянутой тобой свадьбы, то после неё "приятная неожиданность" превратилась бы в ожидаемую неприятность.
"Значит, до меня в ней никто "не копошился"!" – с радостью подумал Саша и скаламбурил:
- Приятно слышать про подобную неприятность! Но что означает твоё "если бы"? Я не в твоём вкусе?
- Как сказала упомянутая тобой Юля моему однокурснику, "ты мне тоже импортируешь"!
Молодой человек тут же вспомнил упоминание пляжной знакомой про "придурочную на всю голову сеструху". Он рассмеялся, затем воскликнул:
- Значит, похожая на тебя Юля всё-таки существует! А ты говорила … Хотя, нет! Ты лишь дипломатично свой теудат-зеут показала… Она, как я понял, твоя двойняшка, … точнее, близняшка?
- А ещё точнее – мы двойные близняшки! Во-первых, потому, что родились одновременно (то есть в порядке живой очереди!) и были похожи друга на друга. А во-вторых, потому, что по гороскопу "близнецы" – родились 15 июня.
- Вы не только бЫли похожи при рождении, - уточнил Саша, - но и пронесли это сходство через всю жизнь.
- Пронесли, да недонесли! Две недели назад произошла упомянутая случайная встреча Юли на улице с моим однокурсником по Бар-Илану. (Левенштейн и сам окончил пять лет назад университет имени раввина Меира Бар-Илана в Рамат-Гане, части Большого Тель-Авива.) Сей "ловелас" по имени Миша как всегда стал рассыпать мне (а вовсе не своей визави Юле!) комплименты по поводу моей очаровательной внешности и большого ума. При этом, разумеется, назвал "Майей". Сестрёнка решила поиграть в интеллектуалку и произнесла уже известную тебе "импортирующую" фразу. Миша, само собой, заподозрил неладное, достал пелефон и позвонил настоящей Майе. Ответила, как легко догадаться, я, а не находящаяся рядом с ним моя близняшка. Потом пылкий кавалер говорил мне, что если бы сестра обратила всё в шутку, он бы тоже посмеялся и … продолжил знакомство уже с ней. Но Юлька психанула и понеслась в ближайшую парикмахерскую. Я потом предложила Мише возобновить знакомство с сестрой, но тот ответил, что психопатки не в его вкусе.
- Извращенец! – усмехнулся Левенштейн. – Всем они нравятся, а ему – нет… И что Юля сотворила с собой в парикмахерской?
- Результат налицо, точнее, на экране!
Майя протянула водителю свой пелефон. С экрана смотрели абсолютно одинаковые близняшки.
- Такими мы были до её парикмахерской.
- Как "дэхОф" и "дахУф"! – прокомментировал Саша.
Следует пояснить, что "дэхоф" в переводе с иврита означает "толкай" (надпись на дверях), а "дахуф" – "срочно".
- Верно подмечено! – похвалила Майя. – Разное содержание, но одинаковая форма! (Оба ивритских слова имеют одинаковое написание.) … Зато теперь …
На сей раз с экрана пелефона смотрели те же одинаковые близняшки … за исключением волос. У Юли они были чёрно-бело-серого цвета!
- Каждой шалопайке, - усмехнулся Левенштейн, - шалопаистую раскраску.
Майя непроизвольно рассмеялась, затем проговорила:
- Нехорошо смеяться над любимой сестрой, но теперешний цвет, и в сАмом деле, больше соответствует её характеру!
Девушка вышла из машины и уже собралась прощаться, но Саша тоже вылез на свежий воздух:
- Майя, ты не уточнила причину, по которой собираешься меня "продинамить", несмотря на то, что я тебе (как не удалось выговорить Юле!) импонирую.
- А причина как раз в косноязычной Юле.
- Которая влюбилась в меня в Хайфе?
- На три года раньше. Мы перед репатриацией увидели тебя по телевизору в составе израильской команды знатоков на питерском турнире. Юля тогда заявила: "Если встретим этого красавчика в Израиле, то чур, я первая!"
- Она, наверно, и на свет появилась первая? – предположил Левенштейн. – А по традиции, пока не пристроена старшая сестра, нельзя свататься за младшую. Как в ТАНАХе с Яковом, Леей и Рахелью!
- Хоть мы и родились в июне, родители не захотели называть нас Джуной и Юноной в честь этого месяца. Поэтому назвали одну в честь предыдущего месяца, а другую – в честь последующего.
- А раз май идёт раньше июля, - догадался Саша, - то Майя появилась на свет раньше Юли.
Девушка улыбнулась, кивнула и добавила:
- Это напоминает артистических сестёр Арнтгольц, у которых старшинство легко вычислить по имени.
- Я тоже в своё время догадался, что Татьяну и Ольгу назвали в честь "онегинских" сестёр Лариных (которые, правда, не только не близняшки, но даже не двойняшки), и проверка по Гуглу подтвердила, что Татьяна (как и у Пушкина) старше Ольги… А ты, получается, моя землячка, … то есть вы обе?
- Не думаю. Судя по произношению буквы "г" ты не похож на симферопольца.
- Так я питерский, … правда, не Никола, как в "Джентльменах удачи"! Но ведь и вы могли видеть меня по телевизору только там! По центральному телевидению тот турнир не показывали.
- А мы там и смотрели! Мамина подруга в своё время "захомутала" ленинградца, и незадолго до нашей репатриации пригласила нас погостить в Санкт-Петербург… Что же касается Юли, то попытай счастья. Она, конечно, вряд ли поможет в интеллектуальных турнирах, но жён ведь выбирают не для этого.
- Майя, милая! Я привязался к тебе в том числе из-за твоей ненавязчивости. А Юльки слишком много, … несмотря на скромные габариты!
- Тогда если любишь, подождёшь … до юлиной свадьбы. Пока, правда нЕ с кем. Я тебе об этой свадьбе сообщу. Да и на турнирах будем видеться.
- А почему раньше тебя на них не видел?
- Мы жили в забытом Б-гом Кацрине. А недавно переехали. Родители – в Хайфу, а мы – в Бат-Ям.
- ТЫ в Бат-Ям. Я ведь Юлю в Хайфе видел.
- Уж нельзя родителей навестить!
Тут голову Саши посетила мысль, что для его же пользы свадьбу Юли можно ускорить. А лучшей кандидатуры, чем её хайфский пляжный поклонник придумать нельзя.
- Значит, она в бат-ямском "хашмалевском" филиале работает?
- Она и рада бы, но такой пока не построили. Поэтому в тель-авивском. Можно сказать, "человек на своём месте"!
- Сегодняшний турнир – явно не её место! А ты только учишься?
- Не только. Подрабатываю в компьютерной фирме.
- А я в аналогичной руковожу. Давай, переходи ко мне.
- С удовольствием, но после того, как прояснится семейное положение Юли, … в крайнем случае, одновременно с тем.
- А её ресторан на одноимённой улице "Хашмаль"?
- На разноимённой улице "Кременецки". Технический центр рядом с отовсюду видной башней "Бейт-Тойота".
- Тогда до встречи на очередном турнире!
- Или на свадьбе Юли, - усмехнулась Майя, - хотя, это навряд ли!
- Она, кстати, курит? – спросил Саша, вспомнив "пляжную" зажигалку "хашмалевца".
- Мы обе не курим.
Молодой человек слегка поморщился – ведь хайфский кандидат в юлины женихи был, судя по зажигалке, курящим. Это не ускользнуло от собеседницы:
- Мне начинать курить?
- Ни в кое случае! – горячо воскликнул кавалер. – Я курящих женщин … и даже девушек игнорирую!
- Даже если они тебе импонируют? – рассмеялась Майя и, помахав рукой, пошла к себе домой.

Левенштейн тоже поехал домой и тоже к себе. Там он приступил к реализации майиного пожелания – позвонил своему заместителю по компьютерной фирме и предупредил, что завтра на работу в лучшем случае прилично опоздает, а в худшем вообще не выйдет.

На другой день с раннего утра тель-авивец дежурил у "хашмалевской" башни при въезде в Хайфу. Смотрел вроде внимательно, однако "владельца зажигалки" проморгал. Хорошо, что тот его заметил:
- Привет! Если ты к Юле, она здесь не работает. У них там в ресторане целых две Юли, но обе не те. И все остальные филиалы объездил – тоже "глухо".
- Ты же был в хайфских филиалах.
- Не в ашкелонских же!
- Нет, но ближе к Ашкелону. Она работает в ресторане при тель-авивском техническом центре "Хеврат а-хашмаля".
- Это который у "Бейт Тойота"?
- Он самый!
- Был я там по работе полтора года назад. И в ресторане питался. Но на Юлю не обратил внимания.
- И не мог обратить. Она туда позже устроилась.
- Значит, ты с ней встретился и пришёл предупредить, чтобы я зря не искал?
- Встретился, но не с ней а с вылитой копией, то есть с сестрой-близняшкой Майей. Она похожа на ту Юлю больше, чем теперешняя Юля. Потому что наша общая знакомая после того пляжа перекрасилась во что-то непонятное.
- А говорил, что с ней не встречался!
- А я и не встречался, но видел фото новой Юли на пелефоне "старой" Майи, моей невесты.
- Поздравляю! Но если она такая же говорливая, то тебе не завидую. Ты же в отличие от меня по-русски понимаешь.
- У Майи напрочь отсутствуют недержание речи и наглость. Правда, умная.
- А Юле наглость очень даже к лицу! И умом не отпугивает… Ты не возражаешь, если я на ней женюсь?
- За тем и приехал! Ну, до встречи на вашей с Юлей свадьбе!
Левенштейн успел отойти метров на двадцать, как израильтянин закричал:
- Эй! Стой! Как тебя там?
- Саша.
- А меня – Моше, - проговорил израильтянин, подбегая. – Объясни, почему ты специально приехал сватать сестру своей невесты?! Довольно странная благотворительность!
- А что мне оставалось делать? Майя заявила, что пока Юля не выйдет замуж, в нашей любви объявляется перерыв!
- Действительно, твоя Майя умная баба! Понимает, что если не пристроить сестрёнку замуж, то ты будешь иногда на Юлю залезать!
- Только если ей рот скотчем заклеить, - пошутил Саша.
- Чтобы в первый раз от боли не орала? – нахмурился Моше.
- И чтобы в остальные разы разговорами не утомляла … Да успокойся! Пошутил я! Чужие жёны мне не нужны. Со своей бы разобраться!
- Непонятный у тебя юмор.
- Согласен. А здесь привыкли к понятному – это когда тортом в морду или мордой в торт! … Да! Не хотел тебя расстраивать, но думаю, что честнее будет сказать. Есть у Юли один недостаток …
- Ты её … того?!
- Нет. Я её не дефлорировал.
- Чего?!
- Не делал с ней "того", о чём ты подумал, но не смог сказать.
- Так что за недостаток!
- Юля не курит.
- Это ж не минус, а плюс! – обрадовался Моше.
- Но при её-то своеобразном характере она и тебя попытается отучить!
- А я уже, считай, что бросил! – воскликнул израильтянин и, подойдя к урне, бросил туда сигареты.
Саша улыбнулся, и Моше, слегка скривившись, выбросил и зажигалку. Затем собеседники разошлись в разные стороны.
Как только тель-авивец сел в свою "Элантру" и уехал, хайфчанин вернулся к урне и достал выброшенное. Он решил бросать курить, но постепенно!

Проезжая Рамат-Авив (район северного Тель-Авива), Левенштейн остановился у светофора на углу шоссе №2 и улицы своего полу-однофамильца Эйнштейна. Вдруг, погасив приличную скорость, рядом затормозил далеко не самый дешёвый автомобиль Ягуар X-type. За рулём сидел хорошо знакомый "тип" – "хашмалевец" Моше. Он явно узнал Сашу, … потому что смотрел в другую сторону. Как только загорелся разрешающий сигнал светофора, пылкий влюблённый понёсся навстречу своему счастью чуть ли ни со скоростью "Формулы-1"!

После окончания завтрака Юля Лившиц убирала зал приёма пищи (на иврите "хадАр Охэль", на повсеместном извращённом иврите "хЭдэр Охэль"). Помогала ей подруга по несчастью Лена, высокая стройная красавица, в отличие от непонятно во что крашенной Юли – хорошо покрашенная блондинка. Как и крымчанка Юля (да и Майя тоже) уроженка одесской области Лена изредка разбавляла (или размовляла!) свою русскую речь украинским "г". Не потому "изредка", что в остальных случаях произносила эту букву по-русски, а потому, что её напарница редко предоставляла возможность открыть рот. У самОй же Юли рот постоянно не закрывался, а посему обе девушки волей-неволей работали близко друг от друга (или подруга от подруги!). Вдруг самая низкая из работниц воскликнула:
- Ленка! Глянь, какой "фрукт" на тебя пялится! Уау! Аж рот разинул!
Красавица посмотрела сквозь стеклянную дверь на красавца, который и впрямь от восторга чуть приоткрыл рот.
(Вообще-то Моше "прилетел на крыльях любви" на полтора часа раньше, но, не желая казаться влюблённым идиотом, "откушал" в ближайшем итальянском ресторане и посидел у ближайшего фонтана, что на углу улиц "Игаль Алон" и "Ицхак Саде". Но всё равно, лишь только увидел он сквозь стекло свою перекрашенную даму сердца, данный орган готов был выскочить из груди!)
Как только взгляды Лены и Моше встретились, последний смутился, но отступать уже было поздно. Подойдя к двери, он постучал. Лена направилась на встречу с прекрасным … израильтянином.
- Как бы я хотела быть на твоём месте! – завистливо вздохнула Юля.
Красотка подошла к двери. Стеклянные створки автоматически раздвинулись, и прекрасная официантка поздоровалась по-русски:
- Здравствуйте, что Вам надо?
- Шоколада! – раздался голос второй официантки.
Моше, вновь услышав этот чарующий тембр, чуть ни зажмурился от удовольствия, но вОвремя взял себя в руки:
- Шалом! Хи роцА шОколад? (Здравствуйте! Она хочет шоколад?)
- Не обращайте внимания! – как можно любезнее ответила на иврите Лена. – Это она так глупо шутит.
- Разрешите, пожалуйста, поговорить с Юлей.
Лена была поражена. Оказывается, красавец "запал" вовсе не на неё, а на эту трепливую "лахудру", которую не через каждый микроскоп разглядеть-то можно!
- Хотела быть на моём месте, - крикнула блондинка по-русски, - ну так вперёд!
Юля подошла к столу, который только что вытирала её подруга (теперь уже бывшая!) и собралась его вытирать.
- Куда прёшь, дура! Сюда иди! … И тряпку положи!
Девушка так удивилась, что даже толком не обиделась. Как только она подошла, Лена, источая любезность проговорила гостю на иврите:
- Поговорите с моей подругой, но желательно не очень долго, так как у нас полнО работы.
Затем максимально грациозно удалилась.
- Юля, милая! – начал хайфчанин. – Ты меня помнишь?
- Э-э … Забыла твоё имя.
- А ты и не знала. Я тогда не успел сказать, что меня зовут Моше… Ну, в смысле … на пляже.
- А-а … Ну как можно забыть первого красавца Бат-Яма?!
- Если я и первый красавец, то Хайфы.
- А в Бат-Яме что делал? Ну, … на пляже …
- То же, что и все делают на пляже – загорал и купался … правда, в прошлом году! А тебя видел на пляже родной Хайфы. Почти месяц прошёл, а забыть не могу!
"Меня не забыл, а время забыл!" – подумала Юля. Она была в Хайфе на пляже, но только в прошлые выходные, когда гостила у родителей.
- Юля, дорогая! Ты сразила меня с первого взгляда! Какой темперамент! Какая естественность!
Последняя фраза звучала на иврите "Эйзо тивиЮт!"
- Тивиют? – удивилась незнакомому слову Юля и как всегда на полном серьёзе спросила. – А при чём здесь Ти-Ви?
У Моше с чувством юмора было примерно так же, как и у собеседницы:
- Ти-Ви? Да, ты очень телегенична! Прямо хоть сериал снимай! А с какой непосредственностью ты в меня моей же газетой!
Юлю вдруг как громом ударило. Она аж переменилась в лице и убитым голосом проговорила:
- "ЕдиОт ахронОт"?
- "Маарив".
- Да не один ли чёрт, - заголосила Юля от избытка чувств по-русски, - какая там ихняя газета?! Ну, скотина! Я тебе покажу, где раки …
- А чего это я вдруг "скотина"?! – возмутилась Лена. – … И где твои раки? У нас их, вроде, никогда в меню не было!
- Да нет! Ты пока не скотина. Это сестричка моя оборзевшая. Ну, я ей сейчас выскажу! … А ты чего уставился? Взял тряпку и пошёл вытирать, пока я тут отношения выясню!
- Ло мэвИн …, - проговорил привычно оторопевший Моше (что в переводе означало "не понял").
- Вытри, пожалуйста, - перешла на иврит Юля, - столы, а то Лена кричать будет.
Затем нажала на пелефоне последнюю оставшуюся клавишу:
- Майка, стерва! Ты что творишь?!
- Кто из нас стерва?
- Ну-у … не важно! … Сколько можно моих мужиков распугивать?! Сашка, Мишка, Мошка! Понимаю ещё для себя, а то ни себе, ни людям, ну … то есть ни мне!
- Насчёт "мошки" ты пошутила?
- Ага! Если бы … Вон, в десяти метрах от меня стол вытирает! Ой, какой красавец! Только по нашему "ни в зуб ногой"!
- Может, Моше? – догадалась Майя.
- Ну, а я о чём? Тот, в которого ты на пляже швырялась "Еди…" … нет, кажется, "Мааривом".
- Странно, … а как же он тебя нашёл?
- А я почём знаю?! Это тЫ у нас умная!
- Кажется, догадываюсь, - подтвердила высокую оценку своего интеллекта Майя.
- Ну так забирай себе моего жениха, … то есть своего! ПожЕнитесь, от меня уедешь и перестанешь, наконец, моих парней распугивать! … А так отдавать его неохота!
- Тогда оставь себе.
- Нет уж, фигушки! Мне твоего "Мишки косолапого" хватило! (В своё время после уже упоминаемого юлиного конфуза Майя так назвала в шутку своего однокурсника. К тому же одноимённые конфеты были любимым лакомством обеих близняшек.) Мужики, если с тобой поговорят, то после этого меня инкриминируют!
- А ты перестань употреблять незнакомые слова, и они перестанут тебя игнорировать!
- Майка, маспИк! (Последнее слово означает в переводе с иврита "хватит!") Разбирайся с ним сама!
- А Моше про меня много знает?
- Мало, то есть вообще ничего! … Эй, ты! Иди-ка сюда!
Красавец растерянно посмотрел на свою "музу". Та поманила его рукой и вручила пелефон.
- ШалОм, слихА, анИ ло мэвИн русИт. ("Здравствуйте, извините, я не понимаю по-русски.")
- С добрым утром. А это и не требуется, - ответила на иврите собеседница. – Меня зовут Майя…
- Ты невеста Саши?!
Услышав такое, Юля открыла рот, и о дальнейшем вытирании очередного стола речь уже не шла.
- Я так и поняла, что это Саша навёл тебя на юлин ресторан. (В иврите, как и в английском языке "ты" и "вы" в единственном числе – синонимы.) Но даже мой жених не знает, что в Хайфе с тобой разговаривала не Юля, а я.
- Фантастика! Ты прирождённая актриса! Как Хана Ровина и Сара Бернар!
Юля не поняла, при чём здесь собака породы сен-бернар, но уточнять не стала. Разумеется, девушка не знала, что собака названа в честь монастыря, а последний – в честь христианского святого. Но её эрудированная сестра читала про цистерцианского монаха 12-го века Бернара Клервосского, причисленного к лику святых.
- Моше! Ты очень красивый мужчина, но мой жених – Саша.
- Он мне об этом говорил. А ещё сказал, что ты очень умная.
- Сравнительно умная, особенно если сравнивать с несравненной Юлей! Но в Хайфе перед тобой была пусть и достоверная, но копия. А Юля – оригинал.
- Оригинал достоин своей копии! – вскричал влюблённый, встретившись взглядом со смутившейся официанткой. – Сколько очарования, нежности, грации …
Юля, решив, что похвалы относятся к более достойной (в чём она в глубине души не сомневалась) сестре, закричала на привычном для себя языке:
- Ну и завёл бы её в тёмный угол для навешивания лапши нА уши! А мои уже завяли!
- … И какой темперамент!
- Я слышу, какой! – усмехнулась Майя. – Но ты не принимай это всерьёз. Юля быстро "вскипает", но и столь же быстро "остывает"! (При этом она подумала по-русски: "не находчивая, но отходчивая!") Иди, успокой невесту и не забудь на свадьбу пригласить.
- А мы её с твоей совместим! – воскликнул Моше и, нажав клавишу отбоя, поспешил к рыдающей любимой.
- Ты её лучше в покое оставь, - посоветовала Лена. – Иначе до обеда прорыдает, а мне одной не успеть!
- До свидания! – громко сказал Моше и мысленно добавил: "… И очень даже скорого!"
Лена с сожалением попрощалась, а Юля, не поднимая головы, два раза махнула рукой.

После окончания рабочего дня Юля с несколькими сослуживицами (включая Лену) вышла на улицу. Вдруг стоящий у обочины дорогущий "Ягуар" засигналил, и из него вышел Моше.
- Юля, тебя приглашают мои родители.
Окинув торжествующим взглядом обалдевших коллег, девушка поинтересовалась:
- А ты?
- И я приглашаю.
- Ну, … я не знаю, - проговорила кокетка, подходя к жениху и … бросилась к нему на шею!
Затем по-русски и по-гагарински воскликнула:
- Поехали! … То есть "кадИма!" (в переводе с иврита "вперёд!"

Через три месяца состоялась двойная свадьба. Счастливые женихи повели сестёр под хупу. К тому времени обе невесты работали рядом с женихами – старшая в компьютерной фирме, а младшая стала третьей Юлей в "хашмалевском" ресторане, но уже в Хайфе. После окончания церемонии Саша сказал за столом:
- Чуть изменив известную поговорку, можно сказать про бывших сестёр Лившиц: "Они жили счастливо и вышли замуж в один день!"
Его молодая жена не удержалась и уточнила:
- Так выпьем за то, чтобы "и" никогда не превращалось в "но"!