ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ ВЫТЕСНИЛА КУЛЬТУРУ



- Уж если нету денег,
извольте шевелить мозгами!


Шекспир. Укрощение строптивой.



У Европы и Америки деньги ещё есть. Много денег. И Шекспиру там давно предпочитают какого-нибудь «Человека-паука» или «Санта-Барбару». Современная западная цивилизация, гордящаяся тем, что несёт народам мира всеобщее избирательное право и демократию без границ, объявила высокую культуру утомительной для ума среднего потребителя, а потому неполиткорректной.
Теперь это цивилизация туповатых и в меру сытых потребителей, депрессивных самцов по преимуществу (уж если в Германии не нашлось мужчины, способного занять пост канцлера, то что говорить об остальных), цивилизация продажных писак и властолюбивых невежественных пастырей, цивилизация выхолощенного христианства и прячущихся под рясой священника улыбчивых педофилов. Эта цивилизация, этот перезрелый плод вульгарного просвещенчества, знамя которого, поднятое в XVIII веке, до сих пор ещё не спущено, дышит на ладан. Сегодня мы наблюдаем бесславный итог этой цивилизации и участвуем в её агонии. Мифы примитивного прогрессизма (характеризующегося прежде всего ни на чём не основанной верой во всесилие институтов и недооценкой роли личности в истории), мифы, замечательно, хоть и не без иронического сочувствия осмеянные Томасом Манном в образе потёртого краснобая Сеттембрини (а ныне воплощённые транснациональной серой бюрократией в масштабах гротескных и абсурдных), мифы эти умирают наконец на наших глазах. Недалёк тот час, когда последний европеец, бормоча рэп и отчаянно кривляясь, опустится на все четыре и, политкорректно дрыгая ножкой, поскачет в резервацию, где ему, собственно, и место.
Бесславная история просвещенческой Европы была в миниатюре пережита революционной Францией уже в последнем десятилетии XVIII века. Французская революция завершилась, как известно, политическим торжеством спаянных круговой порукой посредственностей – всё сколько-нибудь возвышающееся над культурным и интеллектуальным уровнем «болота», уровнем Тальенов, Баррасов, Мерленов и Камбасересов, было истреблено в горниле революции. И жить бы буржуазной Франции под властью якобинско-тальеновской Директории недолго, если бы не гений Бонапарта, буквально повторившего на Западе то, что до него было сделано на Востоке Александром Македонским. Бонапарт силой навязал культуру современным ему народам и их правителям, и вызванное сломом давно обветшавшего церковно-феодального европейского политического устройства Новое европейское культурное Возрождение продлило на два столетия власть недалёких лавочников, проныр, шоуменов и прохвостов, неизменно всплывающих на поверхность там, где правит всеобщее избирательное право. Собственно, великая тень Бонапарта, ещё и поныне витающая над Пантеоном, удерживала в продолжение двух столетий его политическое наследие от посягательств властолюбивой серости. Введённое Бонапартом административное устройство и написанный им свод законов и сегодня в основе своей не подвергаются никем сомнению на его родине. Однако приход к власти в Париже венгра Шаркози – верный признак того, что лимит исторической памяти гордых и свободолюбивых галлов, франков и норманнов близок к исчерпанию. Президенты и премьеры из породы баррозу, проди и медведевых – унизительное свидетельство политического убожества и культурного умирания Запада, где под развесистым лопухом огородника из ЦРУ и лейкой садовника с Лубянки утвердилась власть серой бескультурной бюрократии, купившей на исходе XX века обе спецслужбы на корню. Чем Путин не Баррас? Чем Берлускони не Тальен?
Александры, Цезари и Бонапарты рождаются раз в тысячелетие, а многоголовой гидре святош, мелких жуликов, жрецов и писцов, выносимых на вершину демократии зловонным фонтаном самого дешёвого популизма, кушать хочется всегда. Биографии Перикла, Пифагора, Цезаря, как и самих Александра и Бонапарта – лучшее тому подтверждение. Великим героям всегда было тесно на этом свете. Они занимались тем, что силой навязывали современникам свои представления о правильном мироустройстве, но как только способная к обучению публика усваивала «новый курс», с героями обязательно случались какие-нибудь неприятности, а воплощать их замыслы в жизнь приходили уже другие «деятели», как правило из ближайшего окружения. Это были люди далеко не столь великие, но зато энергичные, сообразительные и изворотливые, умеющие извлечь первыми из великих исторических катаклизмов немедленную выгоду лично для себя. Печальный конец «перестройки» Горбачёва, кончившейся Беловежьем, - всего лишь иллюстрация: Россия не усвоила скорбных уроков 1917 года. Дуумвират Путина и Медведева – это уже откровенный кич, заставляющий предположить, что худшее у России впереди. У более молодой Америки запас прочности побольше и опыт борьбы с бюрократией побогаче, но и там после отстрела Кеннеди правит серость, и без новых Вашингтона, Линкольна, Франклина и Рузвельта им вряд ли удастся выбраться из болота, в которое завела Америку привычка проедать лёгкие кредиты и следовать принципу Vox populi – vox Dei, доводя его до карикатуры. Однако Вашингтон и Линкольн, Франклин и Рузвельт возникли не на пустом месте, а на фундаменте великой европейской культуры, от которой сегодня остались рожки да ножки.
Замечательной иллюстрацией состояния умов в Европе может служить радиостанция «Эхо Москвы», далеко не самая малокультурная в нашем отечестве. По любому поводу, там где надо и не надо, теперь считается хорошим тоном поинтересоваться мнением большинства. «Не считаете ли вы, что скорее Солнце вращается вокруг Земли, чем Земля вокруг солнца? Нет? Странно. На третьем сроке тандема уже пора бы», и т.п., и т.д. Скоро у нас объявят плебисцит: кто прав – Ньютон, Эйнштейн или Нильс Бор?
Господа, спросите у большинства, которое вы обожествили, прямо: «За что вы – за то, чтобы мир рухнул, или чтобы нам чаю не пить?» - спросите, выслушайте ответ и успокойтесь, наконец. Услышите «голос из подполья» Достоевского.
Впрочем, и «эксперты», которых собирают время от времени за разного рода круглыми столами, звёзд с неба не хватают. Послушайте Ясина. Почитайте Алексашенко. А ведь это – лучшие наши умы. Ничего вразумительного после Адама Смита в политэкономии так и не возникло. Впрочем, последние эксперименты с нейтрино доказывают, что и Эйнштейн сел в лужу с теорией относительности. А ведь мог бы догадаться, что принцип Гюйгенса не универсален. Распространение светового пятна по матовой плоскости, за которой расположен точечный источник света, совершается со сверхсветовой скоростью, достигающей в точке максимума значения, квадрат которого вдвое больше квадрата скорости света. Искривите плоскость – и максимум скорости уже и вовсе ничем не будет ограничен. Вы скажете, что световое пятно – это не тело и не волна. А кто сказал, что во Вселенной движутся только частицы, распространяются только волны? Кто сказал, что большинство нужно о чём-то спрашивать, а не тащить его за шиворот прочь от пещеры каменного века? Тащить в библиотеку, в театр, на концерт классической музыки? Сажать в звездолёт и пинком отправлять осваивать космическое пространство?
Где вы, наши Олимпиады и Летиции? Жозефины и Аспазии? Не марсиан же звать вместо варягов!