VI

Рассматривая старые открытки с видами Курска, удивляешься и тому, как всё похоже, и как изменилось теперь. Собор и кремль с реки выглядят, в общем, одинаково и на моей фотографии, и на открытке столетней давности. Зато на Красной площади исчезли торговые ряды, башни, какая-то часовенка с острым шпилем. Всего лишь после войны, даже чуть ли не в шестидесятых годах. При расширении главной улицы была полностью снесена её левая сторона.

Чуть ниже Красной площади, по направлению к Куру, рядом с кремлём сохранился квартал, где, как мне кажется, гнездится душа старого Курска. Его не затронули новейшие постройки, если не считать здания, где вскрыто костище. Возможно, что квартал стоит на месте древних городских рвов.

Здесь наслоения бывших улиц, шедших в разных направлениях и подчинявшихся иным планировкам. Вернее, тут только намёки на бывшие улицы – закрытые проезды, переходы, висячие фасады. Сложность, теснота, глухие закоулки. Наверное, в наслоениях планов уже не разобраться.

Иногда на всю плоскость высокой кирпичной стены – один-два прореза окошек едва ли не тюремного вида, косо срезана кровля, а что там, с другой стороны, неизвестно, подойти туда часто бывает непросто. Кирпич уже крошится, грязно, помойки, скворечники.

Смотришь, герани в окошках, подъезд не простой, среди этажей балконные рельсы. А тут, где тупик, была улица. И чуть не из стен дикие ветки растут. Время иное живёт здесь по окнам и стенам. И знать дано лишь общую тенденцию.

После татарских угроз, наверное, тут были всякие монастырские службы – ещё остались низкие строения просфорни и странноприимные дома (гостиницы). Потом квартал стал больше торговым – какие-то фабрички, склады, амбары и сейчас проявляют активность. Но недолго стоять всему этому, снесут – прямо просятся. В центре, всего лишь квартал... Кто станет разматывать здесь малую историю?

В кремлёвском квартале сохранился и дом архиерея, в нём краеведческий музей и планетарий. Двухэтажное здание под стать собору – тоже купол, колонны, фронтон, всё солидное. Когда выходишь из кино, то вниз видно часть музейного дворика и сам дом сбоку, лепится рядом какой-то чуланчик, но вход и в него с украшением. Хорошо постоять тут под портиком – колонны связаны невысокой оградой вроде фальшборта, и так замыкают пространство, веранда, уютное гульбище, приподнятое и над двориком музея, и над территорией электроаппаратного завода внутри кремлёвского квартала.

Во дворе, по другую сторону музея, как водится, всякие пушки, но и настоящая деревянная ветряная мельница. Такие мельницы теперь редко встретишь, а ещё до войны их кругом было много. Я помню, как они возникали за окнами поезда. Это в них Уфимцев пытался вдохнуть новую жизнь и долголетие, запасая в крутящихся маховиках голубую энергию ветра. Пропали и они, и их улучшенные модели, вроде той вышки с лопастями в форме планера, летящего над городом.

Двор музея вечно заперт решёткой, но мне удалось рассмотреть мельницу вблизи и даже попасть внутрь, когда меня познакомили с художником Горяиновым, который разыскал и перевёз её сюда по брёвнышку, и вновь собрал своими руками.

Мельница неожиданно высокая – я насчитал четырнадцать венцов, четыре лопасти – дощатые ветрила. В целом – впечатление корабля-парусника. Наверное, оно было ещё сильней, когда крылья вращались.

И только, как сУдна, земле вопреки,
Воздушною ссудой живут ветряки.

Внутри довольно сложная механика, в которой не сразу разберёшься. Через люк по приставной лесенке можно попасть на второй ярус. Здесь мастерская. Кругом набросаны округлые долота и скребки – Горяинов режет фигуры из дерева. Головы витязей и богатырей. Кое-что из его работ есть и в музее.

– Это я сделал из коряги, которую нашёл в Купеческом саду. – Купеческий сад – старое название Первомайского парка. Когда там что-нибудь разрывают, то обязательно находят что-то интересное – место тысячелетней культуры. Горяинову тоже много лет, и старое название ему, наверное, ближе и удобней. Он сам похож на андерсеновского сказочника – венчик волос вокруг лысины, маленький, несказанно добрый.

Мне кажется, что у Горяинова есть тайная склонность к язычеству – его притягивают идолы. На коньке мельницы он поместил вроде вполне русского мельника, дующего в ветрила: круглые щёки, усы, борода. И в то же время это идол. А когда музей осматривала экскурсия финнов, те спрашивали, из какого места Финляндии художник вывез эту фигуру.

– Это наш!

Горяинов сам удивляется своим созданиям, даже наблюдает их, вроде живые они:

– При разной погоде идол меняет лицо.

Я видел и основную мастерскую – надо обогнуть здание музея со двора и спуститься в тот самый чуланчик, что напротив выхода из кино.

Под фронтончиком лестница вниз – длинные подвальные повороты. Пыль, паутина, перепутанный хлам, маски, картины, обломки скульптур, даже есть неизвестно какими путями сюда занесённая фигурка пузатого буддийского бога из лакированного дерева. Стёкла окошек почти непрозрачны, полутьма, своды... А у входа под плитами ощущается вниз пустота. Там ещё подвалы? Подземные ходы? Здесь они ближе всего, я это ясно почувствовал.

К сожалению я больше не попал ни на мельницу, ни в подвальную мастерскую. Горяинов вскоре ушёл из музея и потерялся. Мне это особенно жаль, потому что как-то он сказал:

– Я вырежу тебе твоего бога.

Так и не вырезал, а мне очень хотелось взглянуть на своего бога. Сам я почему-то смутно представляю его в виде книжки волшебных стихов.